В последующие годы Кольвеник потерял свое состояние, а его особняк превратился в замок теней и развалин. После нескольких месяцев неоплачиваемого труда прислуга ушла, и только личный шофер Кольвеника остался ему верен. Ходили страшные слухи о том, что супруги Кольвеник живут среди крыс, блуждая по своему огромному склепу, в котором сами же себя и похоронили.
В декабре 1948 года ужасный пожар уничтожил дом супругов. Газета «Бруси» писала, что пламя было видно аж из Матаро. Свидетели тех событий утверждали, что небо Барселоны превратилось в багровое покрывало, и что пепельные облака закрывали небо до самого рассвета. Толпа людей молча смотрела на дымящиеся руины здания. Обугленные обнявшиеся тела Евы и Михаила нашли на чердаке. Их фотография появилась на страницах «Вангардии» под заголовком «Конец эпохи».
К началу 1949 года Барселона стала уже забывать историю Михаила Кольвеника и Евы Ириновой. Большой город стремительно менялся, и загадка «Вело Гранелл» стала частью легендарного прошлого, навеки утерянного.
История, которую мне рассказал Бенжамин Сентис, незримой тенью преследовала меня до конца недели. Чем больше я прокручивал ее в голове, тем сильнее становилось впечатление, что в ней чего-то не хватает. Чего — уже другой вопрос. Эти размышления не покидали меня от зари до зари, пока я с нетерпением ждал возвращения Марины и Германа.
Вечерами, после окончания занятий, я приходил в их дом проверить, все ли в порядке.
Кафка неизменно встречал меня у главного входа, иногда с охотничьей добычей в клыках. Я наливал молока в его тарелку, и мы беседовали; точнее, он пил молоко, а я разглагольствовал.
Не раз меня посещала заманчивая мысль исследовать пустое жилище, но я не стал этого делать. Присутствие хозяев чувствовалось в каждом углу дома. Обычно я сидел в особняке до наступления сумерек, наслаждаясь теплотой невидимой компании. Я располагался в зале с картинами и часами разглядывал картины, которые Герман написал пятнадцать лет назад. Я видел на этих портретах взрослую Марину, женщину, в которую она превратится. Мне было интересно, смогу ли я когда-нибудь создать что-то настолько же ценное. Хоть сколько-нибудь ценное.
В воскресенье я как штык стоял на вокзале Франции. До прибытия экспресса из Мадрида оставалось еще два часа. Я проводил их, блуждая по зданию, под сводом которого поезда и иностранцы сливались в единый поток странников.
Я всегда думал, что старинный железнодорожный вокзал — это одно из немногих мест в мире, где еще сохранилась магия. В них живут призраки воспоминаний и прощаний вместе с началом сотен путешествий в дальние края, путешествий в один конец. «Если однажды я потеряюсь, пусть меня ищут на вокзале», подумал я.