Любовные утехи богемы (Орион) - страница 52

Бальзак, создавший своего рода тайную организацию, целью которой было заполучить ключевые позиции в книгоиздательстве, прессе и театре, регулярно собирал компанию молодых людей, среди которых можно было встретить Теофиля Готье, Леона Гозлана, Альфонса Карра и многих других. «Этот дьявол обладал такой силой воображения, — скажет впоследствии Готье, — что каждому из нас в деталях описывал славную и шикарную жизнь, которую должно было обеспечить нам его сообщество». Пока же, ожидая удачи и реализации своих химер, Бальзак между периодами ожесточенной работы по-королевски приглашал в дом, снятый им на улице Кассини в пустынном квартале Обсерватории, этих молодых писателей, богатых лишь надеждами, которым он читал редакции своих произведений между бокалом токайского и ласками куртизанки. Многие другие деятели искусства, в частности, Эжен Делакруа, Анри Монье, Стендаль, Мериме, Эжен Сю, Россини, Орас Берне и Давид Анжерский, часто присоединялись к этим сумасшедшим вечеринкам. «Я никогда не забуду восхитительных часов, проведенных на улице Кассини, с твоим чудесным чтением, с котелками, которые мы очень забавно продавали, с твоими возвышенными гостями и с твоим шампанским, которое пьянит еще сильнее, чем безумные и высокие творения неподражаемого Монье», — писал ему старинный товарищ по коллежу в Турани на следующий день после одной из таких вечеринок.

…1833 год принес ему кое-какие деньги. И тогда этот каторжник пера и чернильницы, как он сам себя называл, сделал в своем творчестве паузу и решил войти в круг парижских прожигателей жизни. Его видели на бульварах, едущим в коляске и выставляющим напоказ свои шикарные трости: головка каждой из них стоила состояния. Не зная меры в своей манере одеваться, он нередко появлялся на людях в экстравагантных нарядах и затягивал себе талию узким жилетом, чтобы скрыть таким образом свой излишний вес. Его пальцы были покрыты перстнями; по словам Делакруа, в его туалете всегда было что-то кричащее. Его вечно лохматая голова и слишком крупный рот с гнилыми зубами вызывали у женщин неприязненную снисходительность. Но стоило им встретиться с ним взглядом, как они замирали, словно пригвожденные; как писал Теофиль Готье, его глаза были «двумя черными алмазами, в которых на мгновения вспыхивали яркие отблески золота».

Этот период своей жизни Бальзак описал в «Шагреневой коже». Герой, Рафаэль де Валантен, — это сам Бальзак, а оргия, которая стала началом его новой жизни, — это, несомненно, одна из тех оргий, которые устраивал Лоран-Жан в доме на улице Кассини. Все было настолько правдоподобно, что критика того времени сразу же узнала в персонажах «Шагреневой кожи» некоторых «гусаров» романтической революции. Художник — недавно он проявил талант и своим первым полотном вступил в соперничество с прославленными художниками государства — это, несомненно, Делакруа. Писатель, который накануне позволил себе выпустить исполненную вольностей книгу с печатью своего рода литературного презрения, — Латуш; скульптор, грубая фигура которого скрывает за собой мощнейший талант, — Давид Анжерский; а самый возвышенный из карикатуристов с хитрыми глазами и язвительным ртом — Анри Монье. Все эти молодые люди начинают вечер с восхитительного ужина, сдобренного шикарными винами. И далее Бальзак описывает медленное опьянение, которое проявляется в построенной на крещендо беседе с ее эпиграммами и непристойностями, в шуме голосов и все возрастающей неуправляемости движений людей, бьющих хрусталь и переворачивающих серебряную посуду. В конце ужина, когда хозяин предложил гостям попробовать десертных вин, на сцене появляется группа женщин, до настоящего момента остававшихся за кулисами. Лоран-Жан прекрасно разбирался в этом вопросе. Гарем притягивал к себе взоры и обещал удовлетворение любого каприза. Там была танцовщица, на которой не было ничего под шелковыми накидками, там были фальшивые девственницы, источавшие подлинно религиозную невинность, гордые и ленивые красавицы-аристократки, светлокожая целомудренная англичанка, милая парижанка в кашемировых одеждах, нормандки с восхитительными формами, южанки с черными волосами и миндалевидными глазами. К Рафаэлю приблизились две девушки, Акилина и Евфрасия; первая была темноволосой, она была одета в красный бархат; вторая — голубоглазой красавицей с наивным выражением лица. Обе, каждая на свой манер, источали чувственность, способную поколебать даже святого.