Встреча — это момент благодати, чувствуешь себя идеальным, раскованным, забавным; удивительно, как хочется походить на образ, который сам же и создаешь в этот момент. Я говорил ей о себе как о человеке уверенном, уравновешенном, без особых изъянов, не обремененном большими заботами, тогда как на самом деле во мне столько неуверенности, разбросанности — так и не затянувшаяся рана от расставания, буксующая понемногу карьера, не говоря уже о разочарованиях, приспособленчестве, изменах. Но у меня все же была работа, работа — это своего рода ориентир, и в таком положении мне легко было ее успокаивать. Тем более, она мне нравилась, я находил ее трогательной: эти светлые кудри над грустными глазами, затаенная улыбка — от нее веяло одновременно чем-то и нежным и болезненным. Выйдя вместе к такси, мы обменялись телефонами, а потом, в тот же вечер, двумя-тремя эсэмэсками, созвонились на другой день и через три дня встретились в ресторане — так, осторожными касаниями, мы узнавали друг друга и позже стали видеться, сближаясь день ото дня, но не физически. Я чувствовал ее сдержанность. Как только я делал шаг в этом направлении, в ее глазах появлялся, скорее, страх пустоты, чем желание уступить. Пока нет физической близости, не только тела остаются на расстоянии, остается заинтригованность, задаешься вопросом, произойдет ли это когда-нибудь и как это произойдет.
При каждом расставании она выражала желание снова встретиться, сама звонила, когда же я предлагал провести ночь у меня или у нее, просила подождать. Подождать чего? Я каждый раз заговаривал об этом, не настаивал слишком, не давил, но все же возвращался к этой теме. Она даже не пыталась придумать объяснение, спрятаться за какую-нибудь проблему или пережитую драму, просто говорила, что ей плохо, и в конце концов дала мне понять, как ей необходимо, чтобы просто кто-то был рядом и обнимал ее — только обнимал. Выполняя эту ее просьбу — только обнимать, я хотел взять ее за талию, провести рукой по груди, под одеждой, — это желание накатывало на меня порывами, особенно когда мы были совсем близки, когда она прижималась ко мне, как ребенок, — но я сдерживался, а если становился немного смелее, то уже она удерживала меня, — она всего лишь протягивала мне свое тело, но не отдавала его, а когда я пытался ее поцеловать, тут же отворачивалась.
Единственным объяснением было то, что у нее нет настроения, но я был терпелив, считал себя сильным. В желании помочь всегда есть еще и некая гордость, когда думаешь, что именно ты будешь тем, кто сумеет найти нужные слова, кто все изменит.