Но Вирсавии было достаточно взглянуть на Давида, чтобы понять, что ее чувство к нему не угасло со временем.
Мать взяла ее за руку.
— Я молюсь, чтобы Урия невредимым вернулся к тебе домой.
— Бог защитит его, — Вирсавия заметила, что Давид развернул своего мула, направляясь в город, вместо того чтобы со всеми мужчинами покинуть его:
— Давид не идет с ними?
Урия ничего не говорил об этом.
— Ты не должна беспокоиться о своем муже, дорогая. Иоав и Авесса доказали свою способность командовать войском. Наверное, царь не посчитал свое присутствие обязательным.
Голос матери прозвучал очень сдержанно. Неужели она осуждала Давида, которого все эти годы считала совершенным человеком?
— Ты думаешь, он поступает неправильно, оставаясь дома? — спросила Вирсавия.
— Неразумно. Но кто я такая, чтобы рассуждать, что должен и чего не должен делать царь? — мать отвернулась и проговорила с тоской: — Если бы наши мужчины устали воевать! Но этого, кажется, никогда не будет. Кажется, они живут, чтобы воевать, а женщины живут, чтобы рожать сыновей для царского войска.
Вирсавия взяла мать за руку и сжала ее.
— Может быть, так будет не всегда. Может быть, Бог позволит Давиду победить всех врагов, и тогда повсюду наступит мир.
— От ленивого царя не жди ничего хорошего.
Вирсавия отпустила руку матери.
— Давид никогда не был ленивым!
Мать посмотрела на дочь.
— Да, не был. Но кого он сможет победить за стенами своего дворца? — спросила она и пошла прочь.
* * *
Дни для Давида тянулись медленно. Жены и дети донимали его своими жалобами и просьбами. Он не мог даже поесть спокойно, не услышав чью-то ссору. Дочери и сыновья жаловались на недостаток его внимания к ним до тех пор, пока у него не появлялось желание уйти в тихое место и побыть одному. А когда Давид оставался один, его охватывала тревога. Он испытывал неудовлетворенность и беспокойство. Неужели в этом заключалась вся жизнь? Он пытался писать псалмы, но не было слов. Каждая нота, извлеченная им из арфы, звучала фальшиво. Он пытался отдыхать, но чем больше он спал, тем большая усталость наваливалась на него. Душа Давида томилась.
Посланник принес весть о том, что Иоав и Авесса разбили аммонитян и теперь по приказу Давида осадили Равву. Но Давид не почувствовал радости. Он знал, что пройдет не один месяц, прежде чем голод заставит аммонитян сдаться. Атака городских стен ускорила бы падение Раввы, но за это придется заплатить кровью. Как он устал от войны!
Хмурый и подавленный, доведенный до отчаяния, царь прогуливался по кровле своего дворца, поглядывая на город, названный его именем.