Лютер поднял брови.
— Да я сам не понимаю! Чего там хорошего? Одни сложности, неприятности. Ты такой же ненормальный, как этот чокнутый Кори!
Я оцепенел.
— Келлан Кори? Тот, что из музыкального магазина на Хановер-стрит?
Лютер кивнул.
— Он был странным типом. Думал, что сможет жить наверху, если будет принимать тонизирующие средства и ладить с местными! И чем все закончилось?
Я посмотрел на бутылку. Возразить было нечего: что бы там ни думал Кори, это определенно не довело его до добра.
Чуть поодаль Морриган и розовая крошка побросали свои игрушки и скакали вокруг озера, держась за руки.
Джанис смотрела на них, пока они не устали и не присели.
— Она славная девчушка. Порой, конечно, достает своими капризами, зато никогда не притесняет и не просит больше того, что мы можем дать. Она заботится о нас.
— Почему она посылает нас играть музыку? — спросил я. — Это что, правда, нужно городу?
На мой вопрос ответила Карлина.
— Когда мы играем для жителей, то отдаем им нечто бесценное и прекрасное, а они в ответ дарят нам свое восхищение. Я знаю, сегодня ты сам это почувствовал. Ты почувствовал, кто ты такой — один из нас, живущих здесь, один их тех, кто выходит играть ради восхищения горожан, ради поддержания мира.
Лютер приобнял ее за талию, притянул к себе и поцеловал.
Я отвернулся, мне показалось невежливо подглядывать. Они целовались абсолютно естественно, без тени смущения, просто потому, что любили друг друга. Мне стало совсем не по себе, когда я понял, что в моей жизни любовь, даже к членам моей семьи, всегда была щедро приправлена стыдом и неловкостью.
Почувствовав себя лучше, я встал, пересек зал и уселся на краю озера Морриган, рядом с ее корабликом. Он был раскрашен цветными восковыми мелками, чтобы не промокал, но действие пропитки уже заканчивалось, и дно начало разбухать.
Вечеринка тоже заканчивалась, гости парочками и по трое покидали зал. Оставшиеся в обнимку лежали на полу или прижимали друг дружку к стенам.
Только синелицая девушка отчего-то не принимала участия во всеобщем веселье. Похоже, даже в Доме Хаоса мертвецы не пользовались популярностью на праздниках.
В углу Карлина продолжала обнимать Лютера за шею. Она жадно целовала его, притягивала его губы к себе, и ни костлявое лицо басиста, ни его кривые зазубренные зубы не имели никакого значения — красоты Карлины с лихвой хватало на обоих.
Когда улеглась первая волна вызванной тоником эйфории, я стал думать о Тэйт. Что-то она подумала, когда вернулась на обочину с Росуэллом и увидела, что я сбежал? Но у меня не было выбора. Я должен был или добраться туда, где мне могли помочь, или остаться на траве, пока не отключился бы навсегда. Даже сейчас я помнил невыносимую боль, жуткую тяжесть в груди и страх, что больше не смогу сделать ни вздоха.