Я грустно хмыкнула. Лизавета слушала, напряженно подавшись вперед, не дыша и с таким вниманием, что я обеспокоилась: не станет ли верной служанке дурно от нехватки кислорода?
– Не волнуйся так, Лизавета, в лыцаровой интриге обнаружился изъян, который всю интригу и погубит. «Просто княжна» оказалась княгиней – госпожой и владетельницей княжеского удела. Так ведь?
– Так, так! – закивала Лизавета.
– Но… Опять не понимаю. Если гривна – шагировская, а я, как всем вам известно, – дочь князя Шагирова, то почему коварная Алевтина была так уверена, что папочкина Филумана меня обязательно придушит?
– Да ведь это… того… – Лизавета снова разволновалась, и речь ее опять потеряла разборчивость. – Это ж гривна… Это ж князя… И вообще…
– Что – вообще? – терпеливо уточнила я.
– Ну… Не для баб гривны, – выдавила наконец из себя Лизавета и испуганно зыркнула на меня глазами.
– Вот так, значит? – Я довольно потерла ладони. – Дискриминация, значит, по половому признаку? Женщинам гривны не положены? Или все-таки были попытки со стороны прекрасных дам надеть гривну?
– Были вроде… – невнятно сообщила моя информаторша.
– И чем закончились? Неужто удавлением? Лизавета потерянно закивала головой, опуская глаза.
– Тогда ясно… Хотя и неясно. Если гривна – сугубо мужской знак власти, то почему она меня-то признала за свою? Или я такая эмансипированная, что совсем уж на прекрасную даму не похожа, а? Мужик мужиком?
– Вы прекрасны, княгиня! – быстро затараторила Лизавета. – Уста – как сладка ягодка малинка, кожа белая, сахарная, щечки нежного румянца…
– Довольно, – приказала я, несмотря на то что хотелось слушать и слушать. Сейчас была важней другая информация. – Значит, гривны передаются по наследству? И только мужчинам? Остальных – душат?
Лизавета согласно кивала.
– А кроме княжеских другие шейные гривны бывают?
– Лыцаровы, – подтвердила Лизавета.
– И у нашего друга, лыцара Георга Кавустова, тоже есть своя гривна?
Подтверждающий кивок.
– И тоже с собственным именем?
– Агастра.
– И по этой Агастре вы и признаете Георга Кавустова за господина?
Смущенный кивок.
– Но князь ведь выше лыцара?
– Еще бы, госпожа! – разволновалась Лизавета.
– И княгиня выше? – на всякий случай уточнила я.
– Ну ведь вас признала Филумана! – горячо воскликнула моя служанка.
– Ясно. Раз признала – мой пол уже никого не интересует. Странные, однако, у вас порядки – каким-то гривнам доверяете больше, чем себе, и позволяете собой распоряжаться…
Глаза испуганной Лизаветы округлились, и я поняла, что произнесла что-то святотатственное. Надо было срочно поворачивать на другую тему. Тем более что один такой поворотик. У меня на примете имелся.