— Я не шучу, — хриплым голосом ответил Франк и прокашлялся. — Речь идет об убийстве высокопоставленного чиновника.
— Его убили? Тогда при чем здесь я? — Путиловский после сегодняшних событий был хладнокровен в прямом смысле слова: хладно относился к крови.
— Нет. Он жив. Но его собираются убить.
— Перестань говорить намеками. Кого и кто собирается? Кто информатор?
Франк еще раз оглянулся, налил себе — о друге позабыл! — рюмку коньяка и обрел дар речи.
— Завтра информатор сам все скажет тебе. И опрокинул рюмку с такой быстротой, точно убийство уже произошло.
Путиловский достал из кармана «Обращение к революционной молодежи» и уставился на фразу с похожей угрозой. Слишком много совпадений в один день. Подошел к столу, заглянул в свою личную картотеку, хотя помнил ее наизусть. «Эс… эс… да где же она? Вот… Сипягин!»
ДОСЬЕ. СИПЯГИН ДМИТРИЙ СЕРГЕЕВИЧ
1853 года рождения. Закончил юридический факультет Петербургского университета. Предводитель дворянства, вице-губернатор, губернатор Московской губернии.
Заведующий канцелярией по приему прошений на Высочайшее имя. С 1900 года — министр внутренних дел Российской империи.
Идейный консерватор, предан идее неограниченной власти.
На пороге кабинета внезапно возникла радостная Лейда Карловна:
— Он саснул!
— Я проснулся, — обиделся Франк.
— При тем сдесь вы? — безнадежно махнула рукой Лейда Карловна. — Коттик саснул! Этто такая плаготать! И мурлыккает!
* * *
Аналогичная, но независимая от описываемых выше событий ситуация наблюдалась неподалеку от дома Путиловского. Человек, от взмаха руки которого менялись судьбы миллионов подданных Российской империи, готов был замурлыкать от счастья и простой животной радости, оттого, что его заметили, пригрели и приласкали.
Министр внутренних дел Российской империи, дородный и видный собой мужчина Сипягин Дмитрий Сергеевич был гол, как новорожденный ребенок. Но его наготу скрывала темнота опочивальни и вдобавок к ней нежное пуховое одеяло небесно-голубого цвета. К чести Дмитрия Сергеевича следует добавить, что то же самое одеяло скрывало под собой еще одно нагое существо, но противоположного пола — французскую подданную Софи Жерар-Марон, двадцати шести лет от роду, девицу.
Как могло случиться, что ярый консерватор и славянофил высшей православной пробы разделил ложе и оказался под одним одеялом с представительницей иного государства, иной конфессии и иных, кардинально противоположных взглядов на взаимоотношения между полами? Ответ был прост, как сама жизнь: мадемуазель Софи была божественно хороша собой.