Выгнали бояре царя Дмитрия из Москвы. Потом опять вернули. И опять выгнали.
Три года царь Дмитрий миром пытался с московскими боярами договориться, но не получалось. Здоровье надорвал, бунты утихомиривая. Как-то простыл он сильно, не справился с огневицей, да и сгорел в несколько дней.
Царицу Марину после смерти Дмитрия Ивановича сначала почти с полгода держали под стражей в селе Коломенском, чуть голодом не уморили в сторожевой башне. Зимой темницу продували насквозь ветры, а летом от жары да духоты Марина сознание теряла. Никого к ней не пускали, письма от родни не передавали, никаких царских почестей не оказывали – и вдруг такие изменения! Опять в Кремлевские палаты перевезли! И хотя Марину не выпускали из дворца и к сыну малолетнему не допускали, хоть и просила она об этом постоянно, но не обижали и голодом не морили.
В Москве боярин Суворцев часто навещал царицу-вдову. По сердечному желанию с одной стороны. А с другой – не совсем по своей воле, а по тяжкой необходимости.
Многие бояре с расспросами к Борис Борисычу приставали об опальной царице. Другие только молча головами покачивали да в бородах длинных почесывали, гадали, может, и уладятся по-мирному скандалы? Ведь у Марины сын подрастал, наследный царевич Иван Дмитриевич, четыре годика мальцу исполнилось, шутка ли. И слава те, Господи! Война да смуты всем надоели, хотелось спокойствия, мира.
А что до грызни родовитых бояр за место престольное, так это издавна ведется, не нами придумано, не нам и отменять! Глинские, Шуйские, Годуновы, Романовы – все братья, кто от Дмитрия Донского, кто от Владимира Мономаха, кто от Александра Невского корни ведут, все родственными связями опутаны, да через браки детей повязаны.
Думал так и боярин Суворцев, думал да просчитался! И пришлось-таки, скрепя сердце, в один гадкий день ехать ему к царице Марине с поручением от суровой инокини Марфы, перед пострижением ее – своей свет-любимой Ксении Ивановны. И так муторно было на душе у боярина, что никак не мог он придумать, как же поручение Марфы выполнить, хоть и голову всю сломал.
Сидел он тогда в покоях царицы Марины, мямлил, а слова с языка не шли. Попал он по своей глупости как кур в ощип. Обрадовался, старый осел, приглашение получив от инокини, понесся к ней, думая, что пригласила она его к себе повидаться, а, может, и отблагодарить за радение и службу. Ведь когда бояре Романовы в опале были, Суворцев единственного сына инокини, Михаила, не оставил, был ему защитником.
Старый дурак ты, боярин Суворцев! Поделом тебе за твою дурость! Кому еще могла дать такое поручение неистовая Марфа? Конечно, кроме как тебе, некому, так как все знали: был боярин Суворцев мягок сердцем и дипломат искусный. Во время бунтов боярских только он один с враждующими сторонами договориться мог. И крепко любил Ксению-Марфу, всю жизнь, почитай, любил.