— Начинаем пожинать первые плоды наших усилий, — назидательно загудел Челленджер. — Придется этот подвид назвать Yxodes Maloni. Небольшая неприятность от укуса, мой юный друг, не идет ни в какое сравнение с тем благом, которое вы за это обретете. Ведь теперь ваше имя будет увековечено, оказавшись в каталогах классификации видов. Как жаль, что вы погубили этот экземпляр, раздавив его в момент насыщения.
— Какая гадость! — брезгливо крикнул я.
В знак торжества профессор поднял брови и примирительно похлопал меня по плечу.
— Вам следует научиться взирать на вещи с научной точки зрения, абстрагируясь от личных симпатий, или неприязни. Для человека философского склада, вроде меня, клещ с его острым, как ланцет хирурга хоботком, с его растягивающимся желудком, — такое же совершенное создание природы, как, например, павлин или северное сияние. Мне жаль, что вы говорите о клеще столь пренебрежительно. Нам нужно постараться сохранить и удержать следующий экземпляр, если посчастливится его встретить.
— Можете считать, что уже посчастливилось, — мрачно пошутил Саммерли, — второй экземпляр как раз сейчас заполз вам за шиворот.
Взревев, как бык, Челленджер вскочил на ноги, лихорадочно стаскивая с себя пиджак, а затем рубашку. Я и Саммерли, сотрясаясь от хохота, помогали ему раздеваться. Наконец перед нами предстал могучий торс. Обхват груди ни дать ни взять, пятьдесят четыре дюйма по мерке закройщика. Его тело было покрыто густой черной щетиной, и из этих зарослей мы выудили заблудившегося клеща, прежде чем тот успел присосаться.
Но в окрестных кустах было полно этих паразитов, так что нам пришлось немедленно перекочевать на другое место.
Однако, прежде всего нужно было побеседовать с верным негром, который как раз появился на вершине пирамиды с банками какао и бисквитами, которые он нам тут же переправил с помощью веревки. Из всех припасов, что остались внизу, мы велели ему взять для себя столько, чтобы прокормиться в течение двух месяцев, а остальное отдать индейцам в качестве оплаты за их труд и как аванс за то, что они доставят на Амазонку наши письма. Несколько часов спустя, мы увидели, как индейцы двинулись гуськом по равнине в обратный путь. Каждый нес на голове тюк с провизией.
Замбо теперь один занимал палатку у подножья пирамиды и остался единственным связующим звеном между нами и большим миром.
А нам предстояло решить самые насущные задачи. Первым делом мы перенесли стоянку из кишащих клещами кустарников на небольшую поляну, окруженную со всех сторон деревьями. В центре ее залегало несколько плоских каменных глыб, в двух ярдах от которых прозрачный прохладной струей бил источник. На этих, уже успевших нагреться плитах мы и расположились. Наслаждаясь чистотой и отсутствием клещей, мы принялись составлять наш первый план проникновения в глубину этой горной страны. В кронах деревьев во всю заливались птицы. Особенно выделялся какой-то ухающий, отдаленно напоминавший совиный, крик. Но это была не сова, и даже наши ученые не могли определить какая же птица может так кричать.