— Кто вы такая? — ласково задал ей вопрос судья и именно в эту-то минуту испуганно глянул на писаря и адвоката.
Олена указала движением руки на мужика, дело которого, собственно, и разбиралось.
— Я жена Семена, — ответила она так тихо, что, казалось, это не Олена говорит, а какая-то мушка звенит у самого уха.
Судья высоко поднял брови, точно удивившись что такое создание может быть замужем.
Олена же тем временем продолжала:
— Прошу милости у светлого суда, мы вернем деньги, что взял муж, потому как никакой продажи не было. Как же вы могли купить эту землицу, Петро? Побойтесь вы бога!
При этих словах Олена обернулась к низенькому, слащавого вида мужичонке в порванном подмышкой тулупчике. Из подмышки торчали три клочка черной шерсти, словно толстые топорщившиеся усы.
— При свидетелях купил, — ответил Петро и отвернулся.
Олена подошла к Петру ближе на несколько шагов и стала прямо перед ним.
— Это все тайком сделано, — прозвенела она, подтверждая каждое слово кивком головы. — А кто ж обрабатывал эту проданную землицу, скажите мне, Петруня? Знала ли я об этом? Вы мне хоть словечко сказали? Зачем вы ему сунули деньги так, что я не видала?
На лице Петра проступили пятна, багровые, как разрезанная свекла. Он отступил от Олены на несколько шагов и быстро заговорил, обращаясь к судье:
— Ей-богу, она знала, она все знала!
Олена опять подошла к нему поближе.
— Ой, не говорите неправды, грех! Да вы ж его потащили из хаты на крестины. А слыханное ли дело — на крестинах землю продавать?
Петро покраснел и начал бить себя кулаком в грудь.
— Это все не так, ей-богу не так! Я сейчас присягу дам!
— Дайте присягу, дайте, Петруня! — приговаривала Олена.
— Вот же, ей-богу, присягну!
Толстенький адвокат хитро улыбался. Чтобы избавить своего клиента от дальнейших хлопот, он приподнялся, оперся о стол толстыми руками и вытянул короткую шею.
— Она здесь ни при чем, — сказал он судье, словно упрекая, что тот без нужды разрешил Олене говорить. — Земля числится недвижимостью Семена; ей здесь не о чем разговаривать.
Олена подбежала к адвокату, затем обратно к судье, а потом — к Петру.
— У нас с ним дети, — сказала она жалобно, — четверо малых детей. Что им отец и мать, коли они останутся без земли? Не по правде будет, прошу милости у светлого суда. Где ваша совесть, Петро, чтоб тайком от меня отбирать у моих детей землю?
Судья видел, что, обладай Олена большей физической силой, она стала бы виновницей скандала. А помимо этого он еще ощущал на себе укоризненный взгляд адвоката за то, что без всяких оснований разрешил ей говорить. Поэтому он сдвинул брови и крикнул: