— Тихо, тетка, не то сейчас же арестую!
Олена поспешно отбежала в угол, испуганно поглядывая оттуда то на судью, то на адвоката. Адвокат посмотрел на Петра веселым взором и подмигнул ему, словно говоря: «Разумей, человече, какого имеешь защитника: сказал одно слово — и все получилось отлично».
Но Петро попрежнему краснел. Он чувствовал себя побежденным и посрамленным. Он сознавал всю мерзость своего поступка, идущего вразрез с крестьянским обычаем, так как купил землю, не подлежащую продаже, из надела маленьких детей, тайком от их матери. Ему казалось, что все значение этого дела заключается в том, чтобы доказать, что он не тайком покупал землю. Он не имел мужества оправдываться перед судьей, так как не знал, поверит ли ему судья после сказанного Оленой в свою защиту. Но перед адвокатом он не робел, так как заплатил за то, чтобы тот ему верил.
— Это не сразу случилось, — говорил он адвокату. — Целых два года мы оба с ним об этом толковали. Или не правда, Семен?
Семен заволновался. До этой минуты он все время стоял, понурясь и не проронив ни слова.
— Это, Петро, все же на крестинах случилось, — ответил он несмело и неохотно, как ребенок, которого побили и заставляют сказать, что он больше не будет плохо себя вести.
Петро широко развел руками, будто хотел обнять что-то очень толстое.
— Как так? — удивился он. — Вы ж мне не раз говорили, что продали бы землю, кабы случился хороший покупатель.
— Но я не говорил, что имею землю для продажи, что у меня есть продажная земля, — произнес Семен попрежнему робко и неохотно.
Он чувствовал себя виноватым перед женой и детьми.
— Вот тебе и раз! — сказал Петро и заскреб затылок.
— Какой вы, однако, странный, — произнес адвокат, скривив правую щеку и прищурив правый глаз, давая этим понять, что он думает: «дурак», а не «странный». — Ведь это совершенно все равно — на крестинах ли, на похоронах, или на свадьбе! Сладились, дали задаток, а теперь либо доплачивайте — и пусть он вам землю отдает, а нет — пускай он возвратит задаток в двойном размере.
Но эта речь ничуть не успокоила Петра. Он мялся, краснел, переминаясь с ноги на ногу.
— Это, ей-богу, не было украдкой, — божился он, умоляя взглядом адвоката и судью, чтобы те ему поверили или чтобы хоть сказали, что верят.
Судья потерял терпение. Он с грохотом отодвинулся на своем кресле и ударил кулаком по книге.
— Зря теряем время! Уступаешь ему землю? — заорал он на Семена.
— Не по правде будет, пан судья!
— Возвращай задаток в двойном размере. Когда отдашь ему сто ринских?
— Не по правде будет, пан судья.