Мяч, оставшийся в небе (Матвеева) - страница 238

На первую страницу
II
Крах авантюризма
Не поминай Дюма, узнав авантюриста.
Увы! Сей рыцарь пал до маленьких страстей
И ужас как далек от царственного свиста
Над океанами терзаемых снастей.
Уж не фехтует он. Верхом в ночи не скачет.
Не шутит под огнём, на голову свою.
А трусит, мелко мстит, от ненависти плачет…
По трупам — ходит ли? О да! Но не в бою.
Неведомы ему и той морали крохи,
Что знали хитрецы напудренной эпохи:
Он даже дерзостью их вольной пренебрёг,
И наглостью берёт (нарочно спутав слово).
Ах! Добродетели падение не ново:
Новее наблюдать, как низко пал порок.
1970-е

Трюизмы

Всё едино? Нет, не всё едино.
Пламя, например, отнюдь не льдина.
Плут о благе ближних не радетель.
А насилие — не добродетель.
        Всё едино? Нет, не всё едино:
        Ум — не глупость. Край — не середина.
        Столб фонарный веселей простого.
        Пушкин одарённее Хвостова.
Всё едино? Нет, не всё едино:
Детский самокат не гильотина.
Есть Большой, есть Маленький, есть Средний
Человек. (И Средний — есть последний!)
        Всё едино? Нет, не всё едино
        (И «Майн кампф» — не шутка Насреддина);
        Малый да Большой — едины станут,
        Среднего — и тросом не притянут!
Всё едино? Нет, не всё едино:
Волк не голубь. Жаба не сардина.
О единстве бухенвальдской печи
С Красотой — не может быть и речи.
        Всё едино? Нет, не всё едино!
        Нет, не всё сжевать должна скотина;
        Разобраться прежде должен гений
        В некоторой разнице явлений.
Всё едино? Нет, не всё едино;
В рощах нет повторного листочка!
Потому что это «всё едино»,
Значит — «всё дозволено». И точка.
1970-е

Подпись за мир

Война нравится только тем, кто не испытывает её на себе.

Эразм Роттердамский
В чёрных ладьях полудикие песни проплыли —
Хриплые песни военных, на рыцарский лад.
Грустно их слышать, на свет извлекая из пыли
Хоть бы и лучшие доблести лучших солдат.
      Мало прошло по земле справедливых баталий:
      В чёрной отаре — лишь несколько белых овец!
      Но и в приятнейших войнах, как мы подсчитали,
      Всё-таки самое славное время — конец.
Как бы то ни было, сердце пленяли невольно
Храбрость, отвага и мужество шедших на бой:
Телом рискующих (вечной душой, как ни больно!),
Жертвы берущих. Но жертвующих и собой.
      Даже в погибели крылась живая основа —
      Гении славы смягчали и худший исход.
      Но порассудим (уж коль доживём до такого):
      Разве солдат на последнюю кнопку нажмёт?
Разве герой?
Разве рыцарем надо родиться,
Чтобы на клавишу смерти — лилейным перстом?!
(Есть отчего молодцу гоготать, заноситься,
В чарку глядеться, усы завивая винтом!)
Следующая страница