Что это? Очередное чудовище? Скорее всего. Тогда зачем оно всплывает? По собственной прихоти?
«Или почуяло… добычу», – Духов содрогнулся, поняв, что назвал добычей сам себя.
Но возможно ли это? От засады Андрея до озера не близко. К тому же неведомая тварь была на дне. Как могла она его почуять?
– Легко, – шевельнул губами Андрей, вспомнив все, что пережил за последние два часа.
В порожденном Волной Безумия лесу и впрямь возможно все. За свою недлинную жизнь Андрей не раз видел страшные сны. Нелепые и жуткие до дрожи. Но ни один не мог сравниться с кошмарами, которыми полнился Ползучий Бор.
«Реальность всегда страшнее», – пришла мрачная мысль, и Духов вздрогнул: вот он и признал, что этот жестокий и отвратительный мир существует на самом деле.
Но было ли это правдой? По-прежнему неизвестно.
Снова плеск. На этот раз сильнее.
«Давай, покажись», – заклинал Андрей скрытое в озере существо.
Он с удивлением обнаружил, что страхи исчезли. Не пугали ни обреченность, ни опасности проклятого леса. Только желание раз и навсегда разобраться, где настоящее, а где морок, по-прежнему жгло душу. Но каким образом отделить одно от другого?
От проникшей в разум мысли перехватило дыхание. Андрея, наконец, осенило.
Это ведь так просто!
И вместе с тем безумно страшно…
Духов посмотрел на озеро. Зеленая поверхность волновалась все сильнее. Пятна света по-прежнему метались из стороны в сторону. Если там и вправду проснулась тварь, если эта тварь собирается вынырнуть, то именно она поможет ему понять все.
От начала и до конца.
«Это очень просто», – мысленно повторил Андрей, чувствуя, что опять начинает дрожать, а дыхание учащается.
Очень просто. И очень страшно.
Когда тварь покажется, Духов сам пойдет к ней. Добровольно станет добычей. Монстр схватит его – в этом нет сомнений. Тогда-то все и решится…
Если Чаша Жизни порождена гипнозом, то исчезнет, поскольку Андрей «умрет» и покинет этот мир. А сам Духов придет в себя в квартирке Кагановского. Возможно, писатель хочет именно этого. Он ведь любит несчастливые концовки. Взять хоть его первые произведения, хоть «Лабиринт», хоть «Узника мрачного особняка». Везде финалы такие, что бросает в дрожь.
Если же выдумкой, порожденной отчаявшимся, желающим спастись в собственных фантазиях, уставшим от жестокости разумом, окажется тот мир, где существует Кагановский, где нет Ползучего Бора, монстров и Фронов, то Андрей умрет по-настоящему. Тварь растерзает его, и это станет концом всего.
Вернулся страх. Окутал, сдавил. Стиснул, будто смирительная рубашка.
Андрей посмотрел на озеро. Попытался сглотнуть и чуть не согнулся в приступе рвоты.