Въ нѣкоторыхъ деревняхъ, гдѣ онъ проходилъ, были прибиты доски съ надписью, предостерегающей всякаго, кто вздумаетъ просятъ милостыню, что его посадятъ въ тюрьму. Это такъ пугало Оливера, что онъ спѣшилъ какъ можно скорѣе уйти изъ этихъ деревень. Тамъ, гдѣ не было такихъ досокъ, онъ останавливался подлѣ гостинницы и грустно смотрѣлъ на проходившихъ мимо него; кончалось это обыкновенно тѣмъ, что хозяйка гостинницы приказывала кому нибудь изъ проходившихъ мимо почтальоновъ прогнать страннаго мальчика, который навѣрное высматриваетъ, нельзя ли ему стянуть что нибудь. Если онъ подходилъ просить милостыни къ какой нибудь фермѣ, то въ девяти случаяхъ на десять ему угрожали тѣмъ, что на него спустятъ собаку. Если онъ заглядывалъ въ лавку, ему напоминали о полицейскомъ.
Не попадись Оливеру добросердечный сторожъ у заставы и добрая старая леди, всѣ страданія его такъ же скоро кончились бы, какъ и страданія его матери, или, говоря другими словами, его нашли бы мертвымъ на большой столичной дорогѣ. На его счастье, однако, сторожъ у заставы накормилъ его хлѣбомъ и сыромъ, а старая леди, внукъ которой потерпѣлъ крушеніе и бѣдствовалъ теперь гдѣ то далеко, сжалилась надъ бѣднымъ сиротой и дала ему то, что могла дать по своимъ средствамъ, прибавивъ къ этому ласковое и доброе слово и слезу сочувствія и сожалѣнія, что еще глубже запало въ душу Оливера, чѣмъ всѣ страданія, перенесенныя имъ до сихъ поръ.
Рано утромъ на седьмой день послѣ того, какъ Оливеръ покинулъ мѣсто своего рожденія, входилъ онъ медленно въ маленькій городокъ Барнетъ. Окна были закрыты еще ставнями, улицы пусты, ни единая душа не выходила еще, повидимому, на свою ежедневную работу. Солнце всходило уже, однако, во всемъ своемъ великолѣпіи, но свѣтъ его еще больше напомнилъ мальчику его одиночество и нищету, когда онъ сидѣлъ на приступочкѣ у дверей дома, весь покрытый пылью и съ окровавленными ногами.
Но вотъ ставни начали постепенно открываться, поднялись шторы на окнахъ и народъ задвигался по улицѣ. Нѣкоторые останавливались и съ минуту или двѣ смотрѣли на Оливера или пробѣгали поспѣшно мимо, а затѣмъ возвращались, чтобы посмотрѣть на него; на никто не помогъ ему, никто не спросилъ, что съ нимъ такое. У него не хватало духу просить милостыни и онъ продолжалъ сидѣть.
Нѣсколько времени просидѣлъ онъ такъ на приступочкѣ, удивляясь большому количеству трактировъ (въ Барнетѣ они были черезъ домъ, большіе и маленькіе), безучастно разсматривая проѣзжающія мимо кареты и думая при этомъ, какъ странно, что имъ требуется только нѣсколько часовъ, что-бы проѣхать то пространство, на которое ему потребовалась цѣлая недѣля ходьбы. Въ эту минуту вниманіе его было привлечено мальчикомъ, который прошелъ мимо него нѣсколько минутъ тому назадъ, а теперь слѣдилъ за нимъ очень внимательно съ противоположной стороны улицы. Сначала онъ не обратилъ на это вниманія, но видя, что мальчикъ по прежнему остается на томъ же мѣстѣ и не спускаетъ съ него глазъ, онъ поднялъ голову и въ свою очередь взглянулъ на него. Мальчикъ тотчасъ же перешелъ улицу и, подойдя къ Оливеру, сказалъ: