Собака слышала, безъ сомнѣнія, потому что мистеръ Сайксъ говорилъ самымъ высокимъ діапазономъ своего хриплаго голоса, но не имѣя, по всей вѣроятности, никакого желанія подставить подъ ножъ свое горло, она оставалась тамъ, гдѣ была, и только заворчала сильнѣе прежняго, а затѣмъ схватила зубами конецъ кочерги и съ бѣшенствомъ принялась грызть его.
Такое неожиданное сопротивленіе еще больше взбѣсило мистера Сайкса; онъ присѣлъ къ полу, и съ бѣшенствомъ напалъ на животное. Собака прыгала справа на лѣво и слѣва направо, кусалась, рычала, тявкала, а Сайксъ отпихивалъ ее и ругался, билъ и изрыгалъ проклятія. Борьба достигла уже самаго критическаго момента для обоихъ, когда дверь открылась вдругъ и собака, воспользовавшись этимъ благопріятнымъ случаемъ, выпрыгнула въ нее, оставивъ Вилля Сайкса съ кочергой и складнымъ ножемъ въ рукахъ.
Въ каждомъ спорѣ только двѣ стороны, говоритъ старая поговорка. Мистеръ Сайксъ, разсерженный тѣмъ, что ему помѣшали расправиться съ собакой, напустился на вновь пришедшаго.
— Какой тутъ еще чортъ вздумалъ вмѣшиваться между мной и моей собакой? — крикнулъ онъ съ бѣшенствомъ.
— Не знаю, милый мой, не знаю, — съ униженнымъ видокъ отвѣчалъ Феджинъ, потому что вновь пришедшій былъ именно этотъ еврей.
— Не знаешь, трусъ ты этакій, воръ! — заревѣлъ Сайксъ. — Не слышалъ ты развѣ, какой здѣсь шумъ?
— Ни единаго звука… такъ же вѣрно, какъ то, что я живой человѣкъ, Билль, — отвѣчалъ еврей.
— О, разумѣется! Ты ничего не слышалъ, ничего, — съ ироніей прервалъ его Сайксъ. — Вползешь и выползешь и никто не услышитъ, какъ ты войдешь и выйдешь. Хотѣлось бы мнѣ, чтобы ты былъ собакой всего полминуты тому назадъ, Феджинъ.
— Почему? — спросилъ еврей съ принужденной улыбкой.
— Потому что правительство наше, которое заботится о жизни гакихъ людей, какъ ты, которые трусливѣе любой дворняжки, позволяетъ людямъ убивать собакъ, когда имъ вздумается, — отвѣчалъ Сайксъ, выразительно размахивая можемъ. — Вотъ почему!
Еврей потиралъ руки, сидя за столомъ, и дѣлалъ видъ, что отъ души смѣется шуткѣ своего друга. На самомъ же дѣлѣ онъ чувствовалъ себя очень неловко.
— Скаль зубы, скаль зубы! — сказалъ Сайксъ, ставя на мѣсто кочергу и злобно посматривая на него. — Никогда не удастся тебѣ посмѣяться надо мной. Ты у меня въ рукахъ, Феджинъ, и, чортъ меня возьми, я не выпущу тебя изъ нихъ! Пропаду я, пропадешь и ты! Въ твоихъ интересахъ заботиться обо мнѣ.
— Вѣрно, вѣрно, милый мой, — сказалъ еврей, — знаю я это; у насъ… у насъ… общій интересъ, Билль… общій интересъ.
— Гм!.. — промычалъ Сайксъ съ такимъ видомъ, какъ будто думалъ, что въ этомъ случаѣ еврей заинтересованъ больше, чѣмъ онъ. — Ну, что ты хотѣлъ сказать мнѣ?