2 часа ночи.
Центральный парк, Нью-Йорк, на арке Рамбл-Стоун.
После ножевой раны счет из химчистки просто астрономический.
Люк Оливер посмотрел вниз, на серебряный клинок, застрявший меж его ребер, а потом перевел взгляд на единственного человека среди живых, с которым знаком еще с той поры, когда отзывался на имя Лючиан Оливьери.
— Маэстро, любого другого я бы за такое убил.
Люк вытащил нож, поморщившись, когда лезвие задело ребро, вытер клинок о джинсы, а затем положил его в карман.
— Ты же не хочешь его вернуть, верно?
Другой мужчина, лицо которого было скрыто в тени, отбрасываемой полями фетровой шляпы, рассмеялся. Такой звук мог бы получиться, реши какой-нибудь гигант подробить сапогами булыжники. Слушать это — то еще удовольствие. Люк подозревал, что маэстро сознавал эффект от собственного смеха и использовал его как главное оружие всей своей жизни.
— Считай это подарком. И я просто проверил на всякий случай. Как только серебро начнет жечь тебя как кислота… — пояснял маэстро.
— Я знаю условия своего проклятия, — перебил Люк, не желая слушать очередное напоминание. Прошлое пора отбросить прочь. – Чего ты хочешь? Мне пора на работу.
— Ты все еще этим занимаешься? Пытаешься спасти мир из своего убежища в сырых, унылых закоулках Бордертауна?
Теперь уж рассмеялся Люк.
— У меня нет никаких убежищ — всего лишь дрянной офис. И я пытаюсь спасти только одного человека. А мир пусть катится ко всем чертям, мне плевать. Сейчас я слишком занят, чтобы вспоминать старые добрые времена.
— У нас таких воспоминаний нет. Мы сражались на противоположных сторонах. Твоя мать была убийцей.
— Даже у врагов есть старые добрые времена. И моя мать была убийцей-аристократкой. Нельзя не признать, что Лукреция Борджиа убивала стильно, — спокойно возразил Люк и умолк, наблюдая, как трое головорезов, вонявших дешевым бухлом и едким дымом, прогуливаются под аркой, обмениваясь резкими и богохульными ругательствами. Они были уверены, что являются самыми крупными хищниками в темнейшие часы ночи. Люк мельком задумался: а что сделают эти бандиты, если он спрыгнет вниз и покажет им лицо и силу настоящего зверя?
Без сомнения, намочат штанишки и убегут, зовя мамочку.
— Ты все еще охотишься на преступников? – с легким любопытством спросил маэстро, будто интересовался погодой. – Тебя тянет преследовать их, словно дичь? Убивать? Сжигать дотла?
Да.
Всегда.
Нет.
Никогда.
По крайней мере не снова.
Люк решил увильнуть от ответа:
— Если желаешь сообщить мне что-то важное — у тебя ровно одна минута.
Маэстро вытащил из кармана куртки конверт и протянул его собеседнику, а затем произнес два слова, которые Люку не хотелось слышать больше никогда.