Внутри – метущееся больное сознание, сгусток плоти и мрака.
Боги не умирают – они уходят, когда о них забывают, растворяясь в вечности. Но ей пока не грозит такой конец. Надежда еще долго будет тревожить воспоминания Королевы Воинов и ее странствующего барда.
Надежда улыбается губами Афродиты, и те превращаются в серп смерти. Получив шанс переродиться, дочь Дахока еще не знала, какой соблазнительный выбор она должна сделать. Испокон веку женщины мучились сомнениями, что им надеть, – ей же предстояло определиться с оболочкой, телом, в котором новая богиня будет повелевать миром. Впрочем, выбор ограничивался лишь личностями, встреченными Надеждой в свое первое краткое пришествие в мир, и воспоминаниями самой Габриэль.
От мыслей о матери желчь внутри кокона бурлит, и на поверхность выступают пузыри, которые тут же лопаются. Рано еще…
Ей хочется, чтобы Габриэль смотрела на нее так же нежно и открыто, как смотрит на Королеву Воинов. Но ведь Надежда может стать ей, в плоти и крови, с той незримой силой, о которой Зена даже не подозревает.
Склизкое существо в коконе представляет на себе размягченные от пота старые доспехи, холодящие кожу металлические заклепки, слышит пение шакрама. Оно мысленно проводит от мыска запыленного ботинка вдоль голени к обнаженному колену, повторяя замысловатую шнуровку Королевы Воинов, вскидывает чернявую голову, поднимая руки ладонями к небу в молчаливом вызове Олимпу. Небо, куда уж без него? Сколько проклятий и врагов заработала на своем пути Зена. Выбери Надежда ее тело – и придется столкнуться с бурным прошлым Завоевателя. Слишком много проблем, чтобы добраться до Габриэль. Хотя, как было бы сладко: ночевки в поле у костра, сырое шерстяное одеяло греет кожу, шелест травы, нежное дыхание рядом...
На щеках Надежды появляются ямочки – ямочки Калли. Сознание тут же переключается на соперницу Зены. Каллисто ни в чем не уступает Королеве Воинов, но быть номером два богине не пристало.
– А, это сумасшедшая из Сирры, – кричит, тыча пальцем, какой-то деревенщина – и доказывай ему, кто ты есть на самом деле.
Другое дело – боги…
Арес ненадолго материализуется рядом с коконом. Его ноги не касаются пола в лужах зачерневшей свернувшейся крови. Бог войны одновременно брезглив и несдержан. Неожиданно для себя Надежда понимает, что когда-то олимпийцы мучились тем же вопросом самоопределения. Интересно, чью сущность мог забрать себе Арес? Она живо рисует в воображении аркадского пастушка, бредущего по лугу. Его ноги до колен испачканы коровьим дерьмом, за поясом флейта, маслинами сверкают его глаза, а под клинышком бородки прячется чувственный рот… Надежда бы рассмеялась, да пока нечем.