Всколыхнулась Москва от той Воинковой славы, как брага. Та же бражиая вонь пошла, та же пена безобразная изо всех щелей, из тьмы подполий полезла наружу. Кинулись холопы в Кремлевские приказы на господ своих с изветами. Стрельцы на стрелецких голов, дворяне на полковников, приказная строка на дьяков, попы на архиереев, бояре на бояр, жены бояркие на жен боярских" девы на дев. Словно все только и ждали, когда в доносчики позовут.
В те дни, говорят, собаки на Москве заливались таким лаем, что голуби трепетали в небесах и падали замертво от усталости, но сесть на облаянную Москву не решались.
И наконец попалась в сеть достойная царской немилости рыба белуга боярин Богдан Яковлевич Вольский.
Вольский был из рода Малюты Скуратова, по Марье Григорьевне родственник Борису, старый друг его. Борис спас Вольского от смерти во время старой смуты, когда Бельский тянул на престол царевича Дмитрия, чтоб самовластвовать именем отрока. Вот они когда загуляли по Москве, слушки и слухи будто бы Бельский отравил царя Ивана Грозного и желает смерти царя Федора Ивановича.
Двух умных для России всегда было много. Борис, достигнув шапки Мономаха, не желал иметь подле себя хваткого, многожаждущего вельможу. Нашел Богдану дело - поставить в степях, на берегу Донца, для укрощения донского казачества город Борисов.
Летописцы называют Богдана умным, только что они принимали за ум?
Безмерно хвастливый и гордый, от зависти теряющий нить времени, не умеющий понять истинного своего места, боярин Богдан принялся угощать своих стрельцов и строителей крепости такими щедрыми пирами, какие царю Борису и не снились.
Про те пиры Годунову донесли, как и про то, что крепость построена так скоро и так надежно - другой такой во всем царстве не сыщешь.
Деловитость Бельского уколола Годунова больней, нежели извет, что Бельский, кичась, говаривает: "Борис царь в Москве, а я царь в Борисове".
Бывший друг и впрямь о себе возомнил сверх меры, ежели на исповеди, перепугав попа насмерть, признался:
"Говорили про меня, что отравил царя Иоанна и царя Федора. То была правда! Грешен! Давал отраву царю-извергу и царю-дурачку. Да только не сам до того додумался.
По наущению Борьки Годунова!"
Про ту исповедь, не смея носить в себе столь сокровенное, поп донес патриарху Иову, Иов царю.
Такое на исповеди открывают не ради Бога и спасения души, то сама адская огнедышащая пропасть. То была месть Богдана Борису за то, что Борис в царях.
Страшная месть. Саму душу Борисову ухватить руками костяков.
И еще говаривал Богдан Бельский: