КлавдЕя – верный друг черепашка подползла к нему, ткнулась в шлепанец.
– Пора спать, Клавдя, – погладил он ее по рельефной прохладной спинке, – завтра встанем пораньше – и к морю-океану. На твою историческую родину…
Утром его нашли в номере мертвым. Клавдеи рядом не было. Смерть следователя Белова была неожиданной и странной, как и дела, которые он вел. Но его гибель предстояло расследовать уже другим…»
«…Прощай, Белов. Служил ты недолго, но честно».
Еремей хлопнул рукой по последней странице. На бумаге отпечаталась кровь. Его кровь.
– А, блин… – поморщился он. Видно, поранил палец об осколок треснувшего стекла. Вытер руку гигиенической салфеткой.
В окно постучали. Это был гаишник.
– Не помешал? – кивнув на раскрытую книгу, язвительно осведомился он. – Вы, я вижу, зачитались? За рулем…
Еремей вышел, протянул ему свой pocket.
– Что это? – нахмурился инспектор.
– Моя новая книга. Дарю, – широко улыбнулся Еремей.
– Ничего себе! – по-детски наивно восхитился инспектор, глянув на обложку с фотографией Еремея. – Вы что же, сам Крутов?!
Еремей скромно поправил:
– Я, вообще-то, не Крутов. Я – Гребнев. Крутов – мой псевдоним.
Он протянул инспектору ксиву.
– Так я же все ваши книги собираю. Подсел прям, – распинался гаишник, – теперь похвастаю: к самому Крутову выезжал. Подпишите, пожалуйста.
– С удовольствием.
Еремей открыл книгу и размашисто расписался: «Гребнев, он же Егор Крутов, удачи!».
Увидел на странице отпечаток своего пальца, поморщился:
– Извините, испачкал слегка, – он показал пораненный палец.
– Так это… Прям дактилоскопия ваша, – еще пуще обрадовался инспектор.
Вслед за книгой Еремей протянул гаишнику права. Тот глянул, вернул ему документы и всем своим мощным телом повернулся к водителю «жигуленка». Тот стоял невдалеке, разговор их слышал, поэтому сник.
– Ну, что? – тоном, не предвещавшим ничего хорошего, спросил «архангел», подходя к нему. – Нарушаем, значит? Совершаем обгон не по правилам?
Через полчаса все было закончено. Дальше предстояло получить справку для страховой компании, потом страховку. Вот не было печали…
«А может, зря я его убил?.. – уезжая с места происшествия, подумал Еремей про своего “важняка” Белова. – Мог бы еще пожить».
И, словно отвечая на его мысленный вопрос, глаз зацепился за рекламу какой-то жратвы: «Съел – и порядок». Еремей рассмеялся, решил: «Точно. Зажился Белов. Нельзя больше». Прочитав вовремя подвернувшуюся рекламу, почувствовал, что попал в орбиту информационного оракула – так он называл необъяснимую ситуацию, когда первое услышанное слово, вывеска, строка из песни дает ответ на самый насущный вопрос. Такой вопрос у него был – дальше-то что? Рискнуть или…