— Давайте отметим в семейном кругу, — предложила я. — Только наши.
Этого для нее было достаточно.
Итак, в солнечный день в конце месяца она приготовила роскошный обед, купила шоколадный торт с выведенными розовой глазурью словами: «Поздравляем Ариадну! Выпуск 1987».
Стоя у открытого холодильника, я смотрела на торт. Мама переодевалась наверху, отец уехал за пивом в «Патмарк». А у меня на душе кошки скребли. Я не заслужила праздника. Не поступила в колледж, все последние месяцы только и делала, что хандрила. Мама, наверное, с ума сходила от волнения, ведь она до сих пор хранила пузырек с лекарством от мигрени под замком.
Она вошла в кухню в нарядном платье с цветочным рисунком и в жемчужных сережках, и я подумала, что сейчас разревусь, но слез больше не осталось.
— Прости, — пролепетала я, не сводя глаз с торта.
— За что? — спросила она.
Я пожала плечами:
— За все.
— Ариадна, все поправимо, — сказала мама. — Подашь еще одно заявление в Парсонс. Главное, ты не беременна и не больна. Я права?
В ее голосе едва заметно прозвучала тревога.
— Да, — ответила я, хотя стопроцентно была уверена только в том, что не беременна.
— Тогда все в порядке. Ты попала в неприятную ситуацию. Это как ухаб на дороге. Пройдет время, ты о нем и не вспомнишь.
Мне не верилось, что такое время когда-нибудь настанет.
— Тогда прости, что не оправдала твоих ожиданий.
Мама взяла меня за плечи и сказала очень серьезно:
— Ты полностью оправдала мои ожидания.
Она смотрела мне прямо в глаза. Ее слова меня поразили. Мама не считала меня ничтожеством… Оказалось, что слезы у меня все-таки еще остались.
— По-моему, голова начинает болеть, — сказала я, прижав к глазам платок.
Мама вышла из кухни и вернулась с таблетками от мигрени.
— Вот. — Она вложила пузырек мне в руку. — Теперь их можно тебе вернуть, правда?
— Да, — выдохнула я. — Можно. Не беспокойся, мам.
— Я всегда о тебе беспокоюсь.
Она имела в виду обычные материнские тревоги. Например, о том, чтобы меня не ограбили в метро. А вовсе не о том, что ее дочь примет слишком большую дозу биталбутала.
Несколько дней спустя позвонил Джулиан из центра «Рисуем вместе» и сказал, что будет рад видеть меня этим летом. Как и Адам, который не переставал обо мне спрашивать. Мысль о работе не вдохновляла, но мне было жалко Адама. И я пообещала Джулиану, что начну со следующей недели и поработаю до сентября.
Повесив трубку, я солгала маме, что пойду прогуляться, а сама отправилась в клинику повторно сдавать кровь. Хотела убедиться на сто процентов, что ничего не подцепила от Дэла.
На этот раз медсестра попала в вену намного быстрее, со второго раза. Через неделю врач вручила мне табличку с перечнем болезней. Против каждой стояло слово «отрицательно». Табличка была в точности такой же, как та, что мне показывал Блейк, и я вжалась в кресло.