Еле дышавший Газему все-таки умудрился объяснить нам, что поблизости находится вали[19]. В ночи мы сбились с пути и свернули не туда. Нужно вернуться немного назад, и тогда он покажет, как найти тропу. Он обхватил нас с Альхаджи за плечи, мы подняли его и стали медленно пробираться через заросли кустарника, останавливаясь каждые несколько минут, чтобы отдохнуть и стереть пот со лба раненого.
К середине дня Газему стал задыхаться. Тело его сотрясалось. Он попросил нас усадить его на землю и согнулся пополам, держась за живот и стеная от боли. Начались рвотные позывы, потом он лег на спину и уставился в небо. Вскоре мы заметили последнюю судорогу – сначала спазм свел ноги, потом дрогнули руки и, наконец, слабо шевельнулись пальцы. Глаза были открыты, остановившийся взгляд устремлен куда-то ввысь, к вершинам деревьев.
– Понесем его дальше, – голос Альхаджи прерывался. Мы снова закинули его руки себе на плечи и потащили вперед. Ладони его были холодными, но тело хранило остатки тепла, и рана по-прежнему кровила. Мы молчали. Все и так понимали, что произошло.
Когда мы наконец добрались до вали, глаза Газему были все еще открыты. Альхаджи закрыл их. Мы сели рядом с трупом. Кровь старика осталась у меня на ладонях и запястьях, и в носу его еще виднелись запекшиеся сгустки. Теперь я жалел, что швырнул в него пестом. Я тихо заплакал. Но по-настоящему рыдать уже не мог.
Солнце близилось к закату, оно уносило с собой жизнь Газему. Я сидел, ни о чем не думая. Мне казалось, что мое лицо окаменело. Когда налетел свежий вечерний ветерок, я понял, что его дуновения не доставляют мне ни капли удовольствия, хотя должны бы. Всю ночь я не мог уснуть. На глазах выступали слезы и тут же высыхали, не пролившись. Я не знал, что делать дальше. Вспоминая предсмертную агонию Газему и то, как постепенно затихало его истерзанное тело, я завидовал ему.
Наверное, мы шли несколько дней – точнее не скажу, – когда вдруг увидели перед собой двоих мужчин, взявших нас на прицел. Жестом они велели нам подойти ближе. Мы прошли между двумя шеренгами военных с автоматами «АК-47», пулеметами «G3» и гранатами на поясе. У них были странные, очень темные лица, будто присыпанные угольной пылью, и очень красные глаза. Они пристально рассматривали нас. В конце строя мы увидели тела четырех человек в военной форме, насквозь пропитанной кровью. Один из них лежал на животе, глаза его были широко раскрыты, но взгляд остановился. Часть внутренностей вывалилась наружу, на землю. Я отвернулся, но тут же наткнулся на раненого с проломленным черепом. В голове зияла дыра, там что-то пульсировало, он еще дышал. Мне стало дурно, тошнота подкатила к горлу, вокруг все поплыло. Один из солдат, что-то жевавший и с улыбкой наблюдавший за мной, отпил из бутыли с водой, а остаток воды выплеснул прямо мне в лицо.