«Нет, — сказал Молжанинов, — этого я тоже раскрыть не могу».
«А Брут? Брут как-нибудь связан…»
Я запнулся: в моей голове закрутилась лихорадочная мысль.
Молжанинов насторожился:
«Связан с… чем?» — спросил он, этим своим «чем» после паузы невольно себя выдавая.
«Не с чем, — тогда воскликнул я, — а с кем!»
Губы Молжанинова сжались.
Талобелов сделал шаг ко мне.
Я невольно вжался в спинку кресла. По моей спине уже в который раз побежали мурашки. Рука сама опустилась в карман, пальцы нащупали револьвер.
Молжанинов пододвинул к себе тарелку с огурцами.
«С кем, говорите…» — пробормотал он, покручивая тарелку на столе. — «С кем…»
Талобелов сделал еще шаг.
Внезапно Молжанинов схватил тарелку таким движением, словно собирался швырнуть ее в меня, и, очевидно, так оно и было! Но тут раздался резкий звонок. Тарелка замерла. Огурцы полетели с нее — назад, на самого Молжанинова.
Молжанинов чертыхнулся, поставил тарелку обратно на стол и принялся обмахивать себя салфеткой.
Талобелов снял трубку внутреннего телефона.
«Да?» — спросил он. — «Понял!»
«Ну?» — Молжанинов.
«Зволянский явился».
Я почувствовал облегчение.
Молжанинов кивнул и поднялся на ноги. Талобелов же засобирался прочь:
«Негоже, чтобы Сергей Эрастович меня увидел!»
Я, вполне уже придя в себя, изумился:
«Да ведь я-то вас видел!»
Талобелов усмехнулся:
«Эка невидаль! Не обижайтесь, сударь, но вы — птица полета невысокого. Мало ли что вам могло померещиться? Да и клекот ваш вряд ли когда-нибудь достигнет вышних слоев атмосферы… по крайней мере, — любезно поправился он, — не сегодня и вряд ли завтра. Может быть, через несколько лет. А тогда это уже будет неважно!»
«Да что неважно-то?!»
Я выкрикнул это настолько в сердцах, что и Талобелов, и Молжанинов вздрогнули. На мгновение мне показалось, что оба они готовы были что-то мне пояснить, но наваждение сердечности исчезло так же быстро, как и охватило их.
«Нет, сударь, нет! — Талобелов сделал быстрый полупоклон и заспешил к двери. — «Прощайте!»
Молжанинов вышел из-за стола и встал примерно посередине кабинета.
Послышались шаги.
Дверь в кабинет, оставленная слегка приоткрытой ушедшим Талобеловым, решительно распахнулась.
«Здравствуйте, Семен Яковлевич!»
На пороге стоял Зволянский — собственной свою персоной, не узнать каковую было невозможно: практически лысая голова, большой, выпуклый лоб, решительный росчерк бровей над умными, цепкими глазами… лихие усы с завитыми кончиками а ля Дон Кихот и аккуратная короткая борода.
За Сергеем Эрастовичем маячили еще два человека. Их я тоже узнал: оба они были чиновниками для поручений при Департаменте полиции.