Дениска с испуганным, счастливым и недоверчивым видом принял самосвал и чуть-чуть улыбнулся.
— Что сказать-то надо? — насмешливо спросил Роман.
— Спасибо, — тихо выдохнул Дениска, и Аленка, как эхо, повторила: — Спасибо.
— Ну вот, — Михаил перевел дух. — Приняли. Самое трудное осилили…
— Не надо было тратиться, — вежливо перебила Марина. — Деньги ведь.
— A-а, деньги, — поморщился Михаил. — Куда их? Солить, что ли? Я корешу одному эти игрушки заказывал, он к морю ездил. В Москве купил.
Марина открывала дверь, а Михаил топтался за ее спиной, дышал табачно в затылок женщине, посмеивался:
— Говорю ему: «Ну, вражина, если не привезешь что-нибудь путевое, считай — пропал!» Привез. Говорит, в немецком магазине «Лейпциг» купил…
Они вошли в прихожую — тесную, маленькую, с зимней, еще не убранной одеждой на вешалке, с разбросанными детскими ботиками, сапожками. Марина торопливо отшвырнула их ногой в угол, сдернула с Дениски шапочку, стала расстегивать на нем куртку и прикрикнула:
— Да поставь ты свой самосвал!
Но мальчик только крепче прижал машину к себе. Михаил довольно засмеялся. Скинул, не расшнуровывая, башмаки, нацепил, боком как-то, на гвоздь свою легкомысленную курточку, сверху кепку и прошел в комнату, волоча по полу рюкзак. Дениска увидел это, завизжал от восторга, затопал, и Аленка, поглядев на брата, тоже завизжала и затопала. Марина шлепнула Дениску по затылку.
— Вот, явился «бич божий», — быстрым шепотом под шуршание рюкзака прошипела она и зыркнула на мужа злыми глазами.
Тот развел руками — я, дескать, при чем? Снял с Аленки пальтишко, и она, схватив куклу, с которой не сводила глаз, убежала вприпрыжку в спальню. Марина высыпала конфеты из кузова на столик: «Получите после ужина!» — и Дениска, надув щеки, урча и гудя, умчался за сестрой.
— Миш, есть будешь? — громко спросил Роман.
— Ага, — отозвался Михаил. — Только ничего не готовьте. Так, пожевать чего-нибудь.
— Я сперва Дениску с Аленкой покормлю. Ладно? — веселым голосом крикнула Марина, а сама сердито буравила мужа взглядом.
— Валяйте. Нам особо-то ничего и не надо. Мы с начальником на балконе посидим. Сойдет легкая закусь…
Марина показала кулак Роману, муж беззвучно оскалился, сделал страшные глаза — не вмешивайся! — и вошел в комнату. Михаил стоял посредине, и его широконосое черное, словно закопченное, лицо было довольным.
— Ничо не изменилось. Портрет вот только, гляжу, повесил, — он мотнул головой в сторону большой фотографии на стене, где Роман — бородатый, в энцефалитке, с геологическим молотком в руке — прислонился к огромной сосне. — Тогда снимался, начальник?