— Ах, черт! — воскликнул Иван Беспятый. — Выходит, помирились.
— Небось и ты с японцем целовался.
— Пойди ты с косым сатаной в болото! — рассердился Беспятый.
— А все‑таки япошка отгрыз тебе пятку?
— Я ему глаз вышиб.
— Где уж глаз! Ты небось удирал от него, а он тебе по пятке шашкой.
Беспятый хвалился, что если бы Куропаткин не струсил, быть бы японцу битым. И в который уже раз повторял:
— Стены‑то крепкие были у нас, да столбы гнилые.
После разговоров о японской войне всегда переходили к разговорам о земле: даст царь солдатам прирезку или нет? Беспктый уверял, что раз царь обещал награду, землю прирежут.
— Есть такая от него бумага. Лежит у земского начальника.
— А ты сходи к нему, — посоветовали Беспятому.
Но Иван утверждал:
— Он сам к севу прискачет.
Над Беспятым посмеялись. Наговорившись, мужики и бабы постепенно разошлись. Мы остались одни.
Коровы, как нарочно, снова начали убегать домой. Мне, Ваньке и Данилке то и дело приходилось за ними бегать.
Подержав коров некоторое время в куче, мы пустили их домой. Дядя Федор и я шли передом, с первого же дня приучая стадо к порядку.
После ужина я сходил к учителю, переписал урок и, чего со мной никогда еще не было, усталый, лег спать раньше всех. Снились мне коровы, крики людей, хлопанье кнутом, матерная ругань и презрительный взгляд чьих‑то не то девичьих, не то коровьих глаз.
Мы пасем вторую неделю. Коровы привыкли, обнюхались, редко убегают домой. На зяби показалась молодая травка, заметно зазеленели межи. Дядя Федор мечтает о степи, но ее все еще не заарендовали. По вечерам я хожу к учителю, сдаю уроки, беру на следующий день. Скоро экзамены. На экзамене будет попечитель народных училищ, помещик Стогов — отставной адмирал. Он высокого роста, горбоносый, брови лохматые, голос зычный. Стогов каждый год устраивал в нашем селе елку, раздавал подарки. Почти все книги в школьной библиотеке с его надписью. Учитель сказал мне, что Стогов очень любит Пушкина.
— Заучи какое‑нибудь стихотворение Пушкина. Прочитаешь ты хорошо, он подарок тебе даст.
— Заучу, — обещал я.
Хороший у нас учитель! Всегда я уходил от него взволнованным. Робел перед ним и в то же время чувствовал, что он мне роднее отца и матери.
У мужиков забота не только об аренде степи под пастьбу, но и о земле под яровые. Управляющий, .сдававший всегда нашему обществу землю исполу, сейчас сдать отказался. Был слух, будто он хочет сдать ее мужикам соседнего села Кокшай. Те соглашаются взять не исполу, как мы, а из третьей доли.
Начался сев на своей земле. Кто сеет под соху, кто под борону. Нам со стадом надо переходить на пар. Дядя Федор почти каждый вечер ругается со старостой, а тот и сам не знает, что ему делать. Старуха–барыня решила степь не сдавать, а пустить ее всю под сено. И выходит — ни земли под яровые, ни степи под скот. Староста запил, отдал печать Апостолу, лег в мазанку и заперся. Мужики сами собрались на сход и вытащили старосту.