— Пока не придумали.
— Эсеровская была «Светоч», а вы — «Зарево».
— Не–ет, не нравится. Назовем проще: «Большевик».
— Хорошо, пойдемте в типографию.
Во дворе, в низком каменном здании, находилась типография. В ней было человек шесть рабочих. Впервые я увидел печатный станок. Один из рабочих приводил его в действие ногой. По диску, величиною с большую. сковороду, ходил валик: печатали бланки.
В типографии холодно, мрачно, пахнет свинцом, краской, керосином. Двое рабочих стояли перед ящиками с квадратными отделениями.
— Это кассы, — пояснил выпускающий. — Только в них не деньги, а свинцовые буквы. Хотите, познакомлю со шрифтами? Их немного. Типография бедняцкая, как и полагается уезду.
Он начал показывать мне все, что тут было. Но меня терзал вопрос, как приступить к выпуску газеты.
— Пустяки, — ответил он, — только материал дайте.
— Материал соберем, но как его расположить?
— Вы мне доверяете?
— Конечно.
— Вас не смущает, что я выпускал «Светоч»?
— Хотя бы «Дым ада». Вы, надеюсь, не эсер?
Рабочие засмеялись. Усмехнулся и он.
— Видите ли, — совсем низким басом заговорил выпускающий, — я, как бы вам открыться… я особа другого характера. Проще говоря, я особа духовная.
— То есть?
— Псаломщиком кладбищенской церкви пять лет был. А свергли царизм, и я сверг себя. Судите.
— Да не судимы будете, товарищ псаломщик. Итак, работаем вместе.
— С превеликою охотой. Склонность у меня к печатному делу с колыбели, можно сказать. Семинарскую газету в подполье выпускали… воззвания. За то и был в оно время изгнан из рая.
— Ого! Вы пострадавший от проклятого царизма? — смеюсь я. — Совсем хорошо. А как насчет большевиков помышляете?
— Видите ли, — начал он, — я на все привык смотреть исторически. Знаком с программами всех партий. Читал Ленина и Плеханова…
— Словом, договорились. А вы, товарищи рабочие, как? — обратился я к ним. — Будем крутить эту дьявольскую машину?
— Эту не будем. У нас получше есть, — ответил заведующий. — Александр Петрович, — назвал он выпускающего, — покажем большевистскому редактору «королеву»?
В соседней комнате, более чистой, находился особый станок с огромным маховым колесом, валами, разными шестернями.
Они тут же показали мне, как работает эта машина. Хорошо работает. Особенно меня, не видевшего машин, поразили длинные деревянные плоские пальцы, которые подают бумагу, аккуратно кладут ее на доску набора и снова возвращаются на свое место.
Мы вернулись в редакцию.
— Теперь, Александр Петрович, скажите, какой материал труднее всего собрать?
— Вести с места. Статьи, а тем более постановления, приказы, это само потечет, а хронику из волостей, сел и деревень надо наладить, ибо хроника — соль газеты, дыхание жизни, ключ времени.