— Я рад это слышать, — произнес Джеймс Хоуден. — Очень рад.
— Вы получили проект нашего совместного заявления?
— Да, — кивнул Хоуден. — Энгри прилетел на Запад встретиться со мной. Я внес несколько предложений и оставил его подработать детали с Артуром Лексингтоном.
— В таком случае все будет решено завтра, с Аляской в тексте. После заявления, когда мы будем выступать с речами, я подчеркну, что Аляска имеет право на самоопределение. Я надеюсь, вы поступите так же.
— Да. — И сухо добавил: — Аляска и Канада имеют право на самоопределение.
— В таком случае завтра, в четыре часа дня, — раздался сдавленный смешок президента. — Я думаю, мы должны сверить часы.
— В четыре часа. — У него возникло ощущение конца, словно захлопнулась дверь.
В телефоне тихо прозвучал голос президента:
— Джим.
— Да, Тайлер?
— В международном плане дела не улучшаются — вам это известно.
— Если уж на то пошло, — откликнулся Хоуден, — я бы сказал, что они стали хуже.
— Помните мои слова: что я молюсь, чтобы этот год принес нам подарок, прежде чем начнется война? Это лучшее, на что мы можем надеяться.
— Да, — сказал Хоуден. — Помню.
Наступила пауза — слышалось тяжелое дыхание, словно президент боролся с волнением. Затем он спокойно произнес:
— Мы делаем хорошее дело, Джим. Наилучшее — для детей… для тех, что еще не родились…
С минуту царило молчание. Затем раздался щелчок, и телефон отключился.
Положив на место трубку красного телефона, Джеймс Хоуден постоял в задумчивости в тихом кабинете со множеством книг вдоль стен. На него сверху смотрел портрет сэра Джона Э. Макдоналда, основателя Канадской конфедерации, государственного деятеля, bon vivant[20] и чрезвычайного пьянчуги.
Хоуден считал, что наступил момент триумфа. Еще минуту назад президент ерничал по поводу устройства плебисцита на Аляске, но, наверное, это была горькая пилюля, которую трудно проглотить, и если бы не твердость Хоудена в переговорах, этой уступки им было бы не видать. Теперь в обмен на утрату Канадой значительной части своей независимости она получит одно-единственное Большое Красное Яблоко[21] вместе с другими благами. То есть Аляску в качестве Я — то есть яблока.
Раздался стук в двойные двери кабинета.
— Да, — крикнул Хоуден.
Это был дворецкий Ярроу. Пожилой мажордом дома номер 24 неслышно вошел и объявил:
— Приехал мистер Каустон, сэр. Он сообщил мне, что по очень срочному делу.
За спиной Ярроу в верхнем коридоре Хоуден увидел министра финансов в теплом пальто и шарфе, с мягкой шляпой в руке.
— Заходите, Стю, — крикнул он.
Войдя в кабинет, Каустон отрицательно покачал головой, видя, что Ярроу приготовился взять у него верхнюю одежду.