Герцогиня Констанция умерла в 1201 году… Теперь герцог Артур вдвойне осиротел, потеряв свою последнюю связь с домом Анжу. Он целиком находился в руках французских советников, назначенных королем Филиппом.
Альфред Дагган. «Дьявольский выводок»
«…Мы услышали, что наша мать пребывает в плотной осаде в Мирбо и поспешили туда так быстро, как только смогли. Приехали на праздник Святого Питера Винкула. И там взяли в плен нашего племянника Артура…»
У.Л. Уоррен (цитирует Иоанна Безземельного). «Иоанн Безземельный»
1
— Эти немцы такие зануды! — сказала Изабелла, но она была напугана.
— Нехорошая история, правда? — сказал мне обеспокоенно Уильям за кружкой пива в пабе. — Вот куда завела нас политика умиротворения! Надо было давным-давно догадаться, что таких безумных вояк, как Гитлер, просто невозможно умиротворить. Или мы догадывались, но просто боялись ужасной правды?
«Дорогие, — нацарапала в записке из Парижа Мариана, — ведь эти новости — конец? Мне теперь ужасно сложно уехать из этой страны, жаль, что я не уехала после Мюнхена. Вы не могли бы одолжить мне пятьдесят фунтов? Я пыталась писать Эсмонду, но безуспешно, — он, должно быть, где-то в дикой Шотландии, — потому что подумала, что могла бы наконец приехать жить к нему в Эдинбург, но теперь ему, наверное, придется идти воевать, и мы опять будем разлучены…»
— Тебе ведь не придется идти воевать, правда, Джан? — с дрожью в голосе спросила мать. — Тебе уже за тридцать. Сначала ведь заберут молодых мужчин, правда?
— Зачем идти добровольцем? — сказала Изабелла, и ее зеленые глаза вспыхнули на белом лице. — Почему бы тебе не оставаться здесь насколько можно долго?
— Потому что если все так поступят, — сказал я, — то скоро немцы окажутся в Пенмаррике, а наши дети вырастут нацистами.
— Но у нас нет детей! А Пенмаррик всего лишь дом…
— Замолчи!
— Но это правда!
В припадке ярости я начал трясти ее за плечи; она царапалась, но потом расплакалась.
— Джан, прости, я просто не могу иначе, я так боюсь, я не хочу, чтобы ты уходил… я хочу ребенка…
— У нас будет ребенок.
Но ребенка не было.
— О! — плакала Изабелла. — Зачем мы тянули время? Почему это с нами случилось? Почему, почему, почему? Это несправедливо!
— Да, — сказал я, — это несправедливо.
И снова, казалось, перед моими глазами поднялось двуглавое чудовище, но теперь лицо справедливости было скрыто от меня темным облаком, а лицо несправедливости оставалось неприкрытым. Мой поиск справедливости, покуда неослабевавший, скоро должен был начать долгий процесс разложения, пока в конце концов не свелся к горстке элементарных целей, которыми я в жизни и руководствовался.