— Вот спасибо! Ты, хозяюшка… — Калинкин не договорил и поспешно юркнул за поленницу дров.
На крыльце дома вырос рябой казак в исподней рубахе и суконных шароварах. Нетвердо держась на ногах, чтобы не упасть, он придерживался за перила.
— Долго, старая, ходить будешь? — зычно крикнул он. — Тебя только за смертью посылать! С кем тут гутаришь?
— Сама с собой, милок, — несмело ответила старушка. — Ить наказали за капусткой сходить…
Казак спустился с крыльца и, по-бычьи наклонив голову, двинулся на старушку.
— Сама с собой гутарила? Думаешь, раз я за воротник залил, так ничего не вижу? Кто здесь шастает? Только не крути и не ври у меня!
«Не хотел шума поднимать, да, видно, придется», — подумал Калинкин и, когда казак поравнялся с поленницей, приготовился спустить курок маузера. Но казак не стал заходить за дрова. Остановившись в двух шагах от притаившегося Калинкина, он вдруг бросился к плетню и ударом ноги свалил его.
— Стой! Живо к праотцам отправлю!
Калинкин услышал голос Кацмана, его сдавленное дыхание:
— Позвольте! Зачем так грубо!
— Не вырывайся — мигом, как куренка, удавлю! — пригрозил казак. — И не шебуршись у меня! Кто такой, зачем у дома хоронился?
— Прохожий я… — прохрипел фокусник, напрасно стараясь освободиться от казака, который цепко держал его за воротник, чуть приподняв над землей.
— Знаем мы таких прохожих! Уворовать что плохо лежит решил? Иль красными христопродавцами прислан?
А ну, топай до сотника. Он из тебя уж дознание выбьет!
«Погорел фокусник! Наказал ведь сидеть тихо и меня дожидаться! Придется выручать…» — подумал Калинкин и, стараясь ступать неслышно, перешагнул поваленный плетень.
Казак не выпускал Кацмана, тащил за собой и забористо ругался.
— Тю, про обыск-то забыл! А ну, выворачивай карманы, да живо! Оружие есть?
— Что вы! — беспомощно дрыгал ногами Кацман.
— Погодь! Сам обыщу!
Продолжая держать Кацмана за воротник, казак свободной рукой залез к нему в карман и вытащил букет бумажных цветов. Проговорив: «Что за напасть?», он принялся выворачивать другие карманы задержанного. И из каждого, к неописуемому удивлению подвыпившего казака, на свет появлялись то длинная, кажется, бесконечная лента, то колода карт.
Казак отпустил Кацмана.
— А это чего? — спросил он, когда достал из бездонного кармана фокусника расшитый бисером кисет. — Э, погодь! Так это же мой! Жинка собственноручно вышивала! Как у тебя оказался?
— Вы ошиблись. Ваш при вас. Проверьте.
Казак залез в шаровары с лампасами и оторопело заморгал.
— Точно, при мне… Вот напасть! А это чего в пузырьке?