В больничной сорочке, с растрепанными волосами, Алисия казалась совсем худенькой и юной. Моя храбрая, застенчивая Русалочка…
— Забери меня отсюда, пожалуйста, — взмолилась она. — У меня ведь ничего не болит! Они говорят, что давление низкое и небольшое сотрясение есть, но я ничего такого не чувствую. Голова не болит, и не кружится, и не тошнит, зачем мне здесь торчать?
Я с опаской проговорил, всматриваясь в ее лицо:
— А если тебе станет хуже?
Она серьезно пообещала:
— Я схожу к врачу, когда мы вернемся домой. Это ведь уже скоро. Слушай, Кевин…
Даже в темноте я угадал, что Алисия покраснела.
— Что такое?
— Кевин…
— Что, Алисия?
— Скажи мне… Хотя мы уже говорили об этом. Но теперь ведь все по-другому… Скажи, когда мы вернемся домой, это будем «мы»?
У меня заколотилось сердце: вот оно! Сейчас я должен произнести эти слова.
— Если ты простишь меня, Алисия, — пробормотал я, не решившись на них так сразу.
— За что?!
От изумления у нее взлетел голос, и на соседней кровати кто-то застонал во сне. Она испуганно зажала себе рот, потом переспросила шепотом:
— За что, Кевин?
— За то, что оказалась здесь из-за меня.
— Глупый, — протянула она нежно. — Я ведь только этого и хотела. Сама хотела.
Я спросил тоже шепотом:
— А если б я не полетел к отцу на Пукет? Мы бы так и не узнали?
— Чего не узнали, Кевин? — Голос у нее задрожал. Она уткнулась носом в мою розу.
Набрав воздуха, я выпалил:
— Что мы… Что я люблю тебя, Алисия.
Она вдруг заплакала. Наверное, не только из-за этих слов, которых Алисия ждала целых три года, но из-за всего пережитого за этот день, из-за близости смерти, которая уже так тесно обнимала ее, из-за возвращения к жизни. Эти слезы мог понять только переживший подобное.
Громко постанывая и всхлипывая, Алисия цеплялась за мою рубашку, а я кололся шипами своего последнего цветка и торопливо искал ее мокрые губы, как будто один поцелуй мог утешить и стереть из ее памяти все то страшное, почти смертельное, что приключилось с нами в этом раю на земле.
— Кевин…
— Что, солнышко, что?
— Уведи меня отсюда, пожалуйста. Скорее! Я не хочу, чтобы все… здесь…
Быстро укутав ее в покрывало, я подхватил Алисию на руки, вышел с ней в коридор и торопливо направился к лестнице. Я не был уверен, что легко спущусь с ней вместе с четвертого этажа, но дождаться лифта казалось мне нереальным. Мимо нас провезли каталку с тихо стонавшим мальчиком лет десяти, укрытым по самый подбородок. Сообразив, я крикнул им вслед:
— Третья дверь слева! Там есть свободная кровать, — и шепнул Алисии: — Надеюсь, у них отыщется хотя бы лишнее покрывало.