— Что у тебя за шутки?! — накинулись на меня издалека парни и внезапно замолчали. Их кадыки нервно заходили вверх-вниз, а глаза расширились, достигнув размеров среднего яблока.
— Ага, испугались! — продолжала я радоваться. — Так вам! Будете знать… — я осеклась. Уж слишком сильным был ужас, изображенный на их лицах. Не из-за меня же так пугаться, тем более уже тогда, когда я нашлась. Чего ж они так вылупились?
Здесь подул сильный ветер, и что-то твердое коснулось моей макушки. Уже тогда лед проник внутрь моего живота и принялся вибрировать там на все лады, а когда я обернулась… Не знала, что на свете существуют картины, страшнее любых эпизодов, показанных в фильме ужасов. Хотя бы оттого, что все происходило не на экране, а в реальности и прямо надо мной. Короче, высвеченный Кешиным фонариком ботинок, болтающийся возле моей головы, заставил меня протяжно завизжать и пожелать поскорее оказаться в другом месте, только вот непослушные конечности так и примерзли к земле, не давая мне ни малейших шансов пошевелиться. И от этой моей беспомощности перед данным кошмаром стало еще страшнее. Луч тем временем начал подниматься, демонстрируя сначала ноги, затем туловище в распахнутой кожаной куртке, потом голову с выкатившимися глазными яблоками и вывалившимся за пределы ротовой полости языком с пирсингом на кончике и веревку, обвязанную петлей вокруг шеи и держащуюся на крепкой ветке старого дерева.
Надо мной висел труп Фалалея, который никогда уже не возьмет в руки гитару и никогда уже не споет свои песни в собственной металлистической группе; иногда, при сильном порыве ветра, он задевал меня тяжелым ботинком, покачиваясь на веревке, а я так и стояла, не смея пошевелиться, и орала, орала, орала… Затем сознание смилостивилось и позволило мне уйти на довольно длительный промежуток времени в спасительное забвение.
Очнулась я уже в своей постели. Меня несли Женька и Паша, а Иннокентий освещал путь (об этом они сами мне поведали впоследствии).
— Жива? — грустно улыбнулась Катя.
— Я так рада тебя видеть, — неожиданно заявила я. Но мне действительно было приятно лицезреть перед собой любимую подружку вместо того ужасного висящего трупа.
Господи, как же жалко Фалалея! Почему-то сперва я оценила ситуацию только с позиции «каково же мне пришлось найти труп». А теперь вот подоспела иная мысль. Я должна была перво-наперво не жалеть себя, а скорбеть из-за потери и гадать, как же так вышло. Хотя чего тут гадать? Фаля все-таки нашел труп жены (где, хотелось бы знать) и повесился, не в силах выносить существование без любимой. Вот ведь полное единение. Два проявления единого целого. Дуальность. Снова эта дуальность. Кажется, у всех она есть, кроме меня.