— Знаешь что, майор, — отчётливо произнося слова, начал Янычар, — иди ты на х… с такими креативными идеями, хочешь, сам сходи, проветрись.
— Не гони волну, разведка, обосрался уже со страху?
— Не всем же такими орлами быть, как наши доблестные особисты, — парировал Туркалёв. — Тебе чего, подвигов захотелось? Ты не видишь, что творится?
— Если планшет попадёт к фйдерам, тогда нам всем точно придёт пи…ц. Неужели ты не врубаешься, капитан? Пока вся наша военная машина провернётся со всеми согласованиями, пока начнут менять дислокацию войск, фйдеры накроют нас огнём. Никто не уцелеет. А потом они пройдут через наши позиции и устроят в госпитале Варфоломеевскую ночь. Короче, надо идти.
Янычар молчал, стиснув зубы. Он понимал всё не хуже майора, но вот это неожиданное «предложение» выбило из равновесия. Одно дело получать приказы от своего начальства и совсем другое от офицера особого отдела. Напрямую он вроде как и не подчиняется, но любому дураку понятно, что на деле всё обстоит иначе.
И потом, не отправлять же за этим грёбаным планшетом пацанов, они после такого артобстрела на солдат-то не похожи, пока не оклемаются от страха. Сейчас они просто-напросто насмерть перепуганное обоссавшееся мясо, очень желающее жить.
Приказать, конечно, можно, и они пойдут. Но как смотреть им в глаза после того, как он сам отказывается от такой затеи, перекладывая всё на них, безответных?
Чёрт бы побрал эту совесть.
Придётся идти…
Страшно. А придётся.
— Где погиб Николаич? — спросил Туркалёв.
— Отсюда не видно, надо переползти вон к тому бугру, оттуда более-менее можно показать. Ползём, что ли?
— Так ты, майор, со мной? — удивился Янычар.
— Ох, и вредный ты, капитан, — вздохнул особист. — Что ж ты, совсем за мужика не считаешь меня, а?
Янычар первым выполз из-под уничтоженного танка, сразу во много раз сильнее ощутив свою уязвимость.
Федералы продолжали обстрел, сотрясая землю.
Из-за расширившегося обзора стало понятно, панике поддались не все. Многие залегли, стараясь по возможности окопаться — кто автоматными магазинами, кто касками, кто сапёрными лопатками; кто сполз на дно дымящихся воронок, надеясь на старую примету, говорящую, будто бы снаряд два раза в одно и то же место не попадает.
Попадает. Ещё как попадает…
Повсюду лежали тела погибших. Многие изувечены, иные просто разорваны в клочья, представляя собою жуткое зрелище, какого никогда не покажут по информационным каналам, потому что война для обывателя должна выглядеть иначе.
Обыватель должен быть уверен, на войне стреляют, убивают, но никто не гибнет, что называется зазря, каждый что-то совершает, прежде чем погибнуть, ведь должен же быть высший смысл в смерти солдата.