* * *
Чего я ожидал — не знаю. Наверное, чего-то более торжественного или устрашающего, что ли. Не такой странно-прозаической картины, не этого спокойного расслабленного выражения лица судьи, не того, как зевнул скучающий адвокат. Даже прокурор смотрел на меня без ненависти или осуждения, он просто был на работе и представлял сторону обвинения. Ирина сидела рядом с ним, бледная, ее зеленые глаза горели недобрым огнем, рядом с ней лежала искусственная дубленка, которую я купил вместо ее дикой куртки-телогрейки. И, кажется, ей единственной было дело до того, что тут происходит. Ее глаза горели жаждой мести.
— Так, все стороны на месте? Явка обеспечена? — скучающим тоном спросил судья — худой, высокий мужчина в потрепанной, давно не стиранной черной мантии. Она висела на нем, придавая ему вид пугала, особенно если он разводил руки в стороны.
— Все прибыли, кроме Макарова Ильи Сергеевича, — сообщил прокурор. — Он прислал заявление. Он уже не имеет претензий к обвиняемому, попросил рассмотреть дело в его отсутствие. Его свидетельские показания в деле имеются.
— Паспорта передайте секретарю, — судья кивнул в сторону невыразительной девочки в углу. Я передал документы своему адвокату, и все представители властей — прокурор, судья и мой адвокат — погрузились в бумаги. Повисла забавная пауза. Вот он, суд справедливый и неизбежный, который «именем Российской Федерации». Я видел дело, был ознакомлен с ним еще перед предварительным слушанием. Там были фотографии с места ДТП, те, где Ирина лежит на асфальте в неестественной позе, а шлем отлетел в сторону. Кожа на лице мертвенно-серая, губы в крови, глаза закрыты, она похожа на труп. Увидев фотографии, я вздрогнул. Я успел забыть все обстоятельства того дня, это было уже давно. Теперь, когда кругом зима, и все мы додавливаем, как остатки зубной пасты, последние дни января, в события того теплого летнего дня уже невозможно поверить.
— Передайте через пристава медицинское заключение! — сухо попросил судья через некоторое время. Я чувствовал, как кровь вдруг разгоняется и стремительно разбегается по моим венам, и волнение все же возникает, и нарушается дыхание, и наворачивается какой-то комок в горле. Рядом со мной никого, кроме адвоката. Я скрыл от своей родни настоящую дату заседания, все думают, что меня будут судить завтра. Возможно, завтра я буду уже в местах, не столь отдаленных. Интересно, кстати, почему их так называют? Ведь на самом деле они очень даже отдаленны. Меня могут упрятать на самый Север, а могут отвезти и в какую-нибудь Самару. Никто не знает точно, но я, конечно, уповаю на Самару.