«Обидно! — задумчиво посвистел сыщик дыркой в зубе. — Был такой фильм, когда женщина потеряла память. И муж вынужден вновь соблазнять ее, как впервые».
У Коробочкина с Игреком были, конечно, другие отношения. Поэтому майор даже Люсе не открылся. Профессиональная привычка слегка придуриваться, делать вид, что знаешь меньше, чем на самом деле.
Сердобольная сестричка охотно просвещала Коробочкина.
И тогда, и сейчас мозги мальчика были хорошо выстираны.
«Промыты», — уточнил сыщик про себя.
В голове у Игрека не осталось ни своего имени, ни воспоминаний о родителях, вообще ничегошеньки.
— Табула раса, — латынь Люсе очень нравилась.
— Терра инкогнита! — сделал ей приятное милиционер.
— Вот именно! — подхватила девушка. — Маугли какой-то!
Ни в тот раз, ни в этот никаким Маугли Игрек не был. В свои двадцать с чем‑нибудь он походил на пятилетнего ребенка. Коробочкин помнил, что нареченный Игреком мальчуган проник в тайну деторождения, научился читать и писать. У него появилась девушка… В конце концов Игрек стал отличаться от любого юноши его возраста разве что наивностью.
Люся долго искала подходящее слово, отличавшее Игрека от прочих обормотов.
— Он такой чистый был, просто ужас! — стыдливо промолвила барышня.
— Игрек, по-твоему, псих? — осведомился у нее сыщик, вспомнив, что Люся не дарит свою любовь только психам.
— Ну что ты! Он стал чудесным мальчишечкой.
«Боюсь, ты его все-таки испортила!» — хмуро засопел Станислав Сергеевич.
— И все ухнуло в какую-то дыру! Он родился на свет заново! В третий раз!
— Снова терра инкогнита!
— Мальчик думал, что его нашли в капусте!
Майор понял, что Люся не могла долго мириться с такой неосведомленностью.
— Хорошо бы, конечно, чтоб Игрека кто‑нибудь усыновил! — размечталась сестричка. — Но в таком возрасте…
— Какая‑нибудь бабенка может усыновить…
— Это пошло! — с презрительным фырканьем объявила Люся.
Майор вспомнил, что Люся не надела в ординаторской трусики, запихнула их в карман халата. Рискованный трюк для психушки!
— Сестра! — сурово произнес Коробочкин. — Вас срочно вызывают в ординаторскую!
— Кто? — опешила Люся.
— Я.
Этот диалог ничуть не удивил душевнобольных, но озадачил самого сыщика: что заставило его вновь захотеть Люсю? Только ли зов плоти?
* * *
Станислав Сергеевич скрыл от Ознобишина, что дело об убийстве санитара Колюни, став делом о его самоубийстве, благополучно закрыто. Поэтому мог, не возбуждая подозрений психиатра, появляться в его отделении.
О загадочной болезни глюка, нареченного Игреком, Иннокентий Иванович не мог сообщить сыщику ничего определенного. Душа Игрека — потемки.