– Не тебе решать, – парировал Стивен. Ему больших трудов стоило, глядя на Кормака, не испытывать обиды за то, что не ему дарована такая красота. На войне Стивен оставил половину ступни. И теперь он вынужден ходить с тростью, будь она проклята! Иммерсионное обморожение, так называемая «траншейная стопа», а потом гангрена… Такими ранами не похвастаешь в обществе. Не будет больше долгих прогулок по холмам, не будут тенниса, танцев и поездок верхом! Он, правда, по-прежнему может подавать в крикете, но неуклюже, потому что все время боится потерять равновесие и шлепнуться ничком на траву.
– А по-моему, Кормак прав, – сказала Рейчел. – Трудно представить, что здесь будет музей. Сама Ливия наверняка решила бы, что мы ее предали!
– И о деньгах подумай, – посоветовал Даньел. – Музей нужно содержать в порядке, регулярно ремонтировать, нанимать персонал. Придется брать кредит… Пусть Оливия и прославилась, все же ее трудно назвать богачкой… Я имею в виду – на себя ей, конечно, хватало…
– Зато нам такое вполне по карману, – не сдавался Стивен. – А может быть, музеем заинтересуется Национальный трест
[2].
– Без солидного взноса не заинтересуется, – возразил Кормак и остановился у окна, отвернувшись ото всех. – Придется выложить три четверти вашего наследства.
– Что вы такое говорите? Вы что, хотите поделить мебель – буфет мне, пианино тебе, а кто возьмет напольные часы? А дом и парк продать и сделать вид, что Николаса и Оливии никогда и не было, что родственникам – тем, кто остался в живых… все равно?! – Стивен на глазах терял самообладание.
– Музей тебе нужен для тебя самого, а не ради их памяти, – вдруг заметила Сюзанна. – Ты зациклен на увековечивании твоей памяти, а не памяти Оливии! И не делай вид, будто это не так!
– Моей памяти?!
– Да, твоей! Стивен, война изменила тебя – и не в лучшую сторону. Да, я много раз слышала, как ты хвастал на званых ужинах после того, как Оливию «открыли». Ты прямо из себя выходил, стоило кому-то спросить, кто герой ее любовной лирики. Тебе кажется, что ты, ведь ты был ее любимчиком! – В негромком голосе Сюзанны слышалось откровенное злорадство. Стивен был любимцем не только Оливии, но и их матери. Хотя они с Сюзанной близнецы, относились к ним неодинаково.
– Ну и что такого, если стихи написаны обо мне? Я, так же как любой из вас, имею право думать что хочу. Вы просто жадничаете! Вам только деньги нужны, вы стремитесь выжать из наследства все до последнего пенни. Потому-то Оливия и завещала мне права на все свои произведения… Жаль, что она не подумала и о доме!