Расчувствовавшись, старик ослабел. Начал медленно клевать носом над своей чашкой, пока не уткнулся подбородком в галстук. Ратлидж осторожно убрал блюдце подальше от искривленных пальцев. Положил на поднос мокрую салфетку и тихо вышел в коридор, который, по сравнению с гостиной, показался ему блаженно-прохлад ным.
Миссис Хокинз взяла у него поднос и, словно извиняясь, сказала:
– Он вот так засыпает каждый день. Иногда невольно думаешь… – Она ненадолго замолчала, а потом заговорила о другом: – Спасибо, что пришли и немножко подбодрили его… Вряд ли вы долго пробудете в Боркуме, но я знаю, отец с удовольствием еще повидается с вами до вашего отъезда.
– А вы хорошо знали Оливию Марлоу? – спросил Ратлидж, глядя в окно. Дождь все не прекращался.
– Всякий раз, как мы встречались, она держалась вполне дружелюбно, но… нет, я не могу сказать, что хорошо знала ее. Да ведь она и выходила нечасто. Я очень удивилась, узнав, что она писала стихи. В конце концов, она была инвалидом, верно? И свободного времени у нее было сколько угодно. Иногда по вечерам к нам заходил Николас – он навещал моего отца. Я всегда думала, что Николас женится на Рейчел. – Миссис Хокинз порозовела. – Другого такого человека, как он, я не встречала. В нем чувствовалось дерзание… и большая сила. – Она нагнулась и вынула из фарфоровой подставки у двери старый зонтик. – Вот, возьмите, если хотите. Иначе вам точно придется вызывать врача – заболеете от сырости. – Миссис Хокинз поспешно продолжала: – Николас пытался оградить Оливию от всего. Наверное, ему казалось, что он способен унять ее боль и прогнать мрак, окружавший ее. Он очень старался ей помочь, очень было заметно – во всяком случае, мне… Когда я узнала, как он умер, я подумала, что он по-прежнему боялся за нее, даже в смерти. Как будто он надеялся и дальше защищать и охранять ее…
Ратлидж зашлепал по лужам, не замечая их, назад, в гостиницу. Ноги промокли, к тому, что ноги почти всегда мокрые, он привык на фронте: не одному Стивену Фицхью из-за постоянной сырости отняли ступню. Постепенно все как-то забывали о сырости, пока не появлялся дурной запах и не начиналась гангрена…
Хэмиш что-то пылко говорил у него в подсознании, но Ратлидж его не слушал. Все его мысли были сосредоточены на Оливии Марлоу.
Раз она знала, где похоронен Ричард, значит, его убила она. И раз так, значит, могилу Ричарда можно найти. Мальчика не украли цыгане, он не утонул в зыбучем песке. Его убили, а тело закопали.
«…в ногах в твою память фиалки растут…»
Оливия имела в виду фиалки в переносном смысле? Или в буквальном?