— Хорошо будет. По крайней мере, мы не будем сжигать деревни и швырять в огонь детей. Звони!!
Что мне оставалось делать? Кто мог бы устоять перед напором этого озверевшего большевика!
Оказалось, Магди не надо было долго втолковывать, она тут же перезвонила отцу.
Майендорф, услышав, что я присутствовал при расстреле Ольбрихта и Штауфенберга, «этих грязных изменников, предавших фюрера и родину», назначил мне на десять часов утра у себя на Бенигсенштрассе. Ему, мол, надо будет заглянуть домой.
Теперь пришел мой черед позлорадствовать.
— Я свою работу сделал, теперь ты «давай, давай»! Попробуй выкурить Штромбаха из норки. Этот мастер плаща и кинжала, наверное, нос побоится высунуть.
— За меня не беспокойся, – Толик жестом показал, что у него все схвачено. – Пока ты и твои камрады играли на улицах Берлина эту нацистскую оперетку, я глаз с него не сводил. Наблюдение вел скрытно, но умело, чтобы Артист не сомневался – я держу его на поводке. Он сейчас скрывается у себя, на Агамемнонштрассе.
Он позвонил по телефону – когда только успел раскопать номер? – и суровым тоном предложил встретиться.
Да, немедленно!
В десять часов. В ресторане отеля «Заксенхоф».
Да, возле Ноллендорфплатц.
Затем положил трубку и потер руки.
* * *
В этот момент Алекс–Еско наморщил нос…
Следом по экрану неожиданно побежали помехи, потом полосы так же неожиданно оборвались и крупным планом на меня наехали глаза барона. Они были полны слез – видно, эти антимонии до сих пор досаждали ему.
Камера заняла прежнее положение, однако за эти несколько секунд в интерьере что‑то неуловимо изменилось.
Я не сразу сообразил, в чем дело, а когда прозрел, обнаружил, что место, где сидел Шеель, свободно, а кресло Закруткина занято. Опыт, приобретенный за время работы с этими мастерами конспирации, подтвердил – теперь мне придется иметь дело с навечно уснувшим Анатолием Константиновичем.
« … – В ресторан Штромбах явился в назначенный срок. Приехал на метро, что несколько ослабило напряжение, которое я испытывал перед встречей.
Я был в хорошей форме, приятель, надеюсь, это понятно? И все‑таки волновался – надеюсь тоже понятно почему? Ты припиши к моему рассказу что‑нибудь полезно–воспитательное – например, о ответственности перед партией и народом, о готовности пожертвовать собой. Это ты умеешь, вот и размахнись пером!..
С первого взгляда было видно, что майор выбит из седла, но это вовсе не означало, что он не мог привести на встречу группу захвата. Или какого‑нибудь опытного следака, так что сердчишко, понимаешь, трепетало.
Не без этого.