— Привет, сынок, — мирно произнес папа, стоило мне ответить.
— Я думал, ты где-то в полной жо… недоступности, раз даже телефон для близких людей не поднимаешь, — сказал я, помешивая молоко.
— Я иду на совещание, но пять минут у меня есть. Ты о чем хотел поговорить?
— Думаю, мама тебе уже всё подробно и в красках рассказала.
— Если об этом, то я поздравляю тебя, Матвей. Мать говорит, она настоящая красавица. — В его голосе я расслышал усмешку.
— Очень весело, папа, я бы тоже посмеялся, но я тут совершенно один, с месячным ребёнком, и без понятия, что делать! — начал я закипать.
— Во-первых, успокойся. Я не слышу никаких воплей на заднем плане, значит, причин для паники нет.
— А когда они появятся, ты будешь на совещании, а мама — по уши в проблемах военных психов! К кому мне тогда обращаться?!
— Позвони Настеньке.
Я рывком развернулся от плиты, сжимая телефон до потрескивания пластика.
— Ты прекрасно знаешь, что я этого не сделаю.
Отец раздраженно фыркнул — если мама ещё более-менее спокойно относилась к нашему с сестрой противостоянию, считая, что когда надо будет, мы разберемся, то он злился, что мы не можем жить мирно и быть дружными.
— Я так же прекрасно знаю, что она умеет обращаться с детьми. Один ты угробишь девочку.
— Ты лучше скажи, когда ты сможешь приехать и уладить эту проблему.
— Как всегда, я должен разгребать за тобой… Не раньше среды, может, в четверг.
— Когда?! — вскинулся я. — Это слишком долго!
— Ну, извини, ты не предупредил, что мне нужно будет напрячь все органы опеки, чтобы пристроить твою дочь!
— Можно подумать, я сам знал, — буркнул я. Принюхавшись, я ощутил запах гари. — Блядь, молоко! Оно сбежало…
Не удосужившись попрощаться с отцом, я швырнул телефон на стол и рванул к плите, где кастрюля во всю подскакивала, и уже расползалось и приставало к дорогой гладкой поверхности плиты огромное пятно подгоревшего молока, капая на пол.
Плакал ужин ребёнка…
Я злостно рывком стянул кастрюлю, голыми руками, отчего, конечно же, обжегся, и поставил её под мощную струю холодной воды. И чем её теперь кормить? Другой кастрюли, чтобы подогреть вторую порцию молока, у меня нет!
Разумеется, от моих криков проснулась Ариадна, не очень громко, но ощутимо начала ездить мне по ушам, по кухне всё дальше разносился аромат моей неудачи с её ужином, пальцы адски болели, никто не стремился мне помочь, и я чувствовал, что вот-вот разрыдаюсь, как какой-то сопляк. Вспомнились детские слезы, самые горькие и обидные, когда родители не хотели или не могли меня утешить, и это удавалось лишь одному человеку. Лишь он каким-то образом знал, как исправить ситуацию.