День похорон выдался на удивление солнечным. Дороти приняла душ и попыталась привести в порядок волосы. Она и не надеялась, что сумеет уложить их так, как это сделала парикмахерша. Увы, стрижка мало что изменила. Вид у нее был все тот же – то ли Альберт Эйнштейн с седыми всклокоченными волосами, то ли состарившийся хиппи. Но что она могла сделать? Морщины на лице и потухшие глаза не скрыть никаким макияжем. Зрение слабеет, руки дрожат, и скоро она будет выглядеть как актриса Бетт Дэвис в фильме «Что случилось с Бэби Джейн?».
И все же Дороти хотя бы попыталась – надела купленные обновки. Она была немного – совсем немного – похожа на Блайт Даннер
[23]после веселой ночи с текилой, разве что одежда у нее приличнее.
Собравшись, Дороти села на велосипед и покатила в город, не обращая внимания на холод.
В кафе она выпила чай с соевым молоком и специями и на остановке стала ждать автобус, снова и снова повторяя про себя заготовленные фразы. Наконец подошел автобус, и она села в него.
У нее получится. Она подойдет к дочери и, может быть, сможет помочь ей. Наконец.
Дороти смотрела в окно и видела там собственное отражение. Не лучшее зрелище. Дальше автобус поехал по шоссе, и ее обступили нежданные воспоминания.
Автостоянка, заполненная машинами. Тенистые клены, городской парк, играющие в нем дети…
Я обкуренная и ничего не соображаю. Это единственный способ забыться.
Я здесь, потому что умерла моя мать.
– Мама! Слава богу, ты здесь.
Моя дочь так красива, и при взгляде на нее меня охватывает печаль. Кажется, ей шестнадцать? Неужели я могла забыть? Тьма наступает, перехлестывает через край, и я чувствую, как становлюсь меньше, слабее.
– Ты знала, что ты мне нужна.
Талли улыбается. Улыбается.
Я думаю о том, сколько раз я пыталась быть такой, какая нужна этой девочке, и сколько раз терпела неудачу. Талли все говорит и говорит, и я чувствую подступающие слезы. Я говорю ей:
– Посмотри на меня.
– Я смотрю.
– Нет. Посмотри внимательно. Разве ты не видишь, что я не могу тебе помочь.
Талли хмурится и отступает.
– Но ты мне нужна.
Дороти отвернулась от окна. Что она сказала дочери в тот день, когда хоронили ее собственную мать? Она уже не могла вспомнить. Помнила лишь, как уходит… И темные-темные дни – месяцы, годы – потом. Мужчины. Наркотики.
Она отдала дочь под опеку социальных служб.
Автобус подъехал к паромному причалу и, взвизгнув тормозами, остановился. Дороти вышла и ступила на паром до Бейнбриджа.
Была ли она там раньше? Вряд ли. А если и была, то пьяная или под кайфом и поэтому не помнит.