— Молчать! — схватился офицер за кобуру. — Не то заткну рот пулей!
— Это самое человечное из того, что каратели умеют делать, — поддел матрос.
— А-а, ты еще язвишь? Героя корчишь? С таких героев я живо спесь сшибаю! — Поручик кивнул верзиле-солдату: — Покажи-ка, Демьян, большевичку закрутку. Полагаю, сразу станет податливее…
Детина выбежал во двор, принес круглое березовое полешко, просунул его между веревками, которыми были связаны заломленные назад руки Ивана. Принялся крутить, как крутят у саней завертку оглобель. Скручиваясь, веревки врезались в тело, еще больше заламывали руки, выворачивали их из плечевых суставов.
Поручик, удобно устроившись на табуретке, заложив ногу за ногу, приготовился выслушивать сначала стоны, затем дикие вопли и, наконец, нутряной, нечеловеческий рев.
Но странное дело, все пошло не так, как ожидалось. Солдат усердно крутил веревку, аж сопел от напряжения, руки матроса заламывались все страшнее, слышно было, как трещали сухожилия, но Иван не издал ни единого звука. Лишь лицо закаменело, да на шее толстыми жгутами напряглись синие жилы.
Офицер нервно приподнялся, нетерпеливо потребовал:
— Крути сильнее, болван!
Багровея от натуги, верзила приналег на полешко, повернул его еще.
У Марии помутилось в голове. Она в беспамятстве кинулась на верзилу, вцепилась в него, оторвала от Ивана. И полешко со свистом раскрутилось, веревки ослабли.
Отшвырнув Марию, солдат поспешно принялся исправлять оплошку. Но офицер унял его:
— Погоди, дадим передышку. У него язык, очевидно, отнялся…
Поручик встал напротив Ивана, стремясь заглянуть ему в глаза.
— Мужество, конечно, заслуживает уважения. Согласен, ты человек стойкий. Но бессмысленное упрямство твое тебя же привело к мукам. Пойми, куда разумнее сказать все начистоту.
Тяжело передохнув, Иван произнес с беспощадной издевкой:
— Скажу одно: поджилки не у меня, а у тебя трясутся!
Действительно, правая нога поручика непроизвольно дергалась, выстукивая каблуком мелкую дробь.
— Ах ты, сволочь красная!
— От белой сволочи слышу.
Поручик заметался по избе, стремясь, видимо, придумать, чем бы пронять матроса. Остановился возле кухонного настенного шкафчика, задернутого выцветшей ситцевой занавеской. Сбоку шкафчика были заткнуты за планочку вилки, щербатые деревянные ложки. Выдернув вилку, поручик постучал черенком по ногтям, будто пересчитывая пальцы, — раз, два, три, четыре, пять… Потом брезгливо бросил вилку на выскобленную до желтизны столешницу.
Суетливый пучеглазый солдатишка, набивавшийся до этого в помощники к верзиле, проворно метнулся к столу, схватил вилку, угодливо замер перед офицером.