следовало готовить уже сейчас…
Но если эти эпистолы все же имели отношение к реальному миру, из их содержания складывалась следующая неутешительная картина.
Мифический Орден постоянно сотрясали внутренние конфликты. В пору руководства Александра Августовича главным предметом внутренних дискуссий, превращавшихся в горячие споры, стала неотложная необходимость в реформировании жестко регламентированной, архаичной, громоздкой и оттого стремительно теряющей эффективность системы Ордена. А экспедиция, предпринятая фон Штерном в 1915 году, поставила братию на грань раскола. Александр Августович, винивший в этом разрастающемся разладе в первую очередь себя, в 1918 году слагает полномочия Магистра, хотя и продолжает оставаться хранителем орденской печати, архива, председательствует на заседаниях, именуемых по римской традиции «капитулами», умиряет враждующих и разрешает споры. Шаг этот сам по себе изрядно ослаблял Орден: новый Магистр, не обладавший в то же время печатью, воспринимался значительной частью братии как не вполне легитимный, и всякое его решение вместо беспрекословного исполнения вызывало долгие обсуждения и споры, а то и откровенно игнорировалось. В то же время и фон Штерн, все еще являясь общепризнанным духовным авторитетом, утрачивает официальные рычаги контроля над политикой сообщества, перемещениями в орденской иерархии и финансовыми потоками. За свое недальновидное решение, повлекшее это двойственное положение, профессор тут же получает еще один внезапный удар: приемный сын, находящийся у него в опале по смутным причинам выбора профессии, с началом Гражданской буквально в полгода взлетевший к вершинам воинской карьеры, присовокупляет к славе официальной еще и высокие полномочия внутри самого Ордена — становится преемником Магистра и хранителем богатой орденской казны. Сомневаться, что должность Дмитрия Алексеевича внутри Ордена была именно такой, не приходилось. Тому имелось вполне вещественное подтверждение.
Прошкин вытащил из кладовки, рассмотрел на свету и снова спрятал армейскую реликвию Деева — саблю с истершейся надписью. Он убедился, что гравировка на ней представляла собой русский перевод девиза: «Хранителю, ревнителю — бдительности».
Как можно было понять из переписки, каждый из девизов использовался тем или иным членом Ордена вовсе не по свободному выбору или желанию. Девизы и символы соответствовали месту каждого из братьев в тайной орденской иерархии. А девиз, выгравированный на сабле, обозначал как раз казначея, призывая его к бдительности в отношении сохранения и приумножения богатств, доверенных ему братией.