в форме, наганами увешанный. И во сне даже револьвер под подушку вместо книжки кладет. А уж от Деева практически не отходит. И еду его на язык пробует, и постельное белье обнюхивает, как наша овчарка… Я думаю, это потому, что он Деева буквально стерег. Действительно, как сторожевая собака. Да вот, судьба — индейка, не уберег в итоге…
— Да чего ему было опасаться — в госпитале? — снова удивился Прошкин.
— Что Деев раньше времени умрет. И что-то важное то ли сказать, то ли сделать не успеет. А умереть он мог от двух причин: от отсутствия необходимого систематического лечения или же от физического устранения. Я думаю, будь Деев действительно так уж плох, Баев не рискнул бы по Брюсселям раскатывать — сам знаешь, парень он ответственный и терпеливый. Да и то, что Баев кинулся причину смерти Деева выяснять, тоже косвенно мою мысль, что смерть комдива не от естественной причины наступила, подтверждает. Вот и попросил он холодильный вагон, чтобы сохранить тело и, подальше от столичной суеты и тамошнего доносительства, организовать вскрытие, уточнить причину и дату смерти. Я думаю, он рассчитывал на помощь местного аборигена — своего родственничка фон Штерна. То ли фон Штерн ему в такой помощи отказал, то ли по причине недостатка информированности этого патриарха об их семейных делах, но Баев понял, что с его престарелым родственничком тоже что-то не в порядке. Но решил убедиться. И потащил тебя, — Корнев по-отечески отвесил Прошкину подзатыльник, — наивного дурня, разгуливать по кладбищу — в бинокль смотреть на дедушкины апартаменты. Не думал ты, Николай, почему бы Баеву самому на такую прогулку не отправиться? Он кладбищ не боится: ты его сам у могилы отца… приемного в гордом одиночестве наблюдал! Да и на зрение он не жалуется пока что: вон, в тире нашем все мишени разнес — менять уже невмоготу!
Прошкин виновато потупился. Думать он, конечно, думал, но ничего толкового придумать так и не смог. И Корнев продолжил поучать молодого коллегу:
— Да потому, Коля, что ожидал он в доме фон Штерна труп этого видного ученого обнаружить и хотел, чтобы в этой безрадостной ситуации был с ним честный, незаинтересованный очевидец! Который будет наивно голубыми глазами — вот как ты — хлопать и повторять на следствии: мы вместе туда вошли и нашли тело. Но тела не было. Фон Штерн пил чай, живой и здоровый. Вот поэтому-то Баев и впал в такую истерику. Думаю, что он рассчитывал какое-то время отсидеться в тихом и спокойном Н., обустроил жилище так, что таракан бесшумно не проползет, хотел с дедушкой о семейных секретах подискутировать или просто втихомолку из семейного гнезда какие-то крайне важные для него документы экспроприировать. Но его идиллический план порушил некий Генрих Францевич или кто уж он там был… Одно меня, Прошкин, в этом раскладе радует. То, что контроля за самим Баевым здесь больше, чем в той же Москве. Да и шансов у него