Теплый вечер чуть шевелит занавески на распахнутых окнах. Невдалеке угадывается лес, знакомый и нестрашный даже в непогоду. Звездное небо недвижно висит над Угодским Заводом. Где-то далеко, по дороге на Белоусово, темноту разрезают яркие, слепящие фары автомобиля.
Поздняя ночь, но райком партии еще заседает. Повестка дня не исчерпана. Весенний сев, укрепление отстающих колхозов, подбор кадров, состояние воспитательной работы в школах, организация пионерских лагерей, марксистско-ленинская учеба коммунистов, перспективы развития района… Как привычны и как дороги все эти «вопросы». Весна выдалась дружной, лето обещает быть жарким. А райком, опережая сроки, уже думает об осени, о поре, когда урожай ляжет в закрома…
Курбатов, сняв очки и протирая платком стекла, стоит у окна, слушает густой бас члена бюро председателя райисполкома Михаила Алексеевича Гурьянова и невольно любуется его могучей фигурой. Курбатову давно полюбился этот энергичный, жизнерадостный человек, скромный и общительный товарищ, прекрасный организатор, настоящий «хозяин района». Гурьянов всегда был деловит в работе и краток в речах, а когда спорил или сердился, сурово сжимал губы.
Сейчас Гурьянов говорит о самых обыденных, «текущих» делах и вдруг ввертывает в свою речь какое-нибудь заковыристое словцо или неожиданную шутку, и тогда усталые лица райкомовцев освещаются довольными улыбками.
Это была одна из особенностей председателя райисполкома — подавать пример и первым смеяться над собственными шутками. Глядя на него, невольно улыбались или заражались смехом и остальные.
Так же поступал Гурьянов при встречах с жителями Угодского Завода, с колхозниками в селах района. Даже самые острые вопросы не оставались без ответа — точного, исчерпывающего, а шутки и к месту сказанные поговорки или пословицы обычно бодрили, обнадеживали собеседников и заставляли улыбаться, а то и заразительно смеяться в лад председателю. Да, с ним, как и с Курбатовым, можно было всегда поговорить по душам, оба пользовались неизменным уважением и авторитетом.
И еще любили люди Гурьянова за то, что он никогда не носил с собой ни портфеля, ни папки. «Не бумажный я человек, — отшучивался он, если его просили записать что-нибудь, на всякий случай. — Память у меня хорошая, все запомню, ничего не забуду».