— Один?
— Один.
— У него был какой-нибудь багаж?
Прежде чем ответить Лебедеву, Вейс внимательно подсмотрел на него, несколько секунд помедлил и сказал неуверенно:
— Да, был. Небольшой мешок, по-видимому, тяжелый. Он бережно поставил его на землю, когда пришел, и так же бережно поднял, когда уходил.
— О чем шел разговор?
— О войне, о немецком наступлении, о том, что Россия проиграла войну и что немецкие армии скоро войдут в Москву. Я ответил, что Россию победить нельзя, и как пример привел Наполеона. — Вейс сделал паузу, не спеша потянулся за трубкой, тщательно раскурил ее и только после этого продолжал: — А незнакомый человек пожал плечами и промолчал. Он, думаю, пытался уговорить меня в чем-то, очень торопился, поминутно поглядывал на часы и скоро ушел. Сказал, что все же через две-три недели вернется и продолжит разговор с представителем немецкой нации… то есть со мной.
— Куда он ушел?
— Туда! — Вейс показал в сторону, противоположную лесу. — Сначала, сказал, дело сделаю, а потом смогу разговоры вести.
Сообщение старика походило на правду — человек из леса. Карасев посмотрел на Вейса, потом перевел взгляд на Лебедева. Лицо младшего лейтенанта было напряжено, губы крепко сжаты.
— Опишите вашего гостя, — попросил Лебедев.
— Невысокий, лет сорока. Глаза большие, серые. Редкие светлые волосы. Вот, кажется, и все.
— Немец?
— Нет, русский.
— Во что он был одет?
— В синий плащ. Сапоги. На голове кепка, темно-коричневая.
Вейс отвечал уверенно, не задумываясь.
— Хорошо, спасибо! Мы примем меры.
Лебедев шагнул к старику и пожал ему руку.
— Не вставайте, не надо. До скорой встречи. Пошли, товарищи.
Казалось, что Николай торопился принять срочные оперативные меры и поэтому спешил уйти. Однако, выйдя на крыльцо дома, он остановился возле молодой хозяйки, сидевшей на ступеньках, и сказал полушутя-полусерьезно:
— По утреннему гостю скучаете, фрау Вейс?
Женщина посмотрела на него, и Николай увидел, что лицо ее залито слезами.
— По какому такому гостю? У нас отродясь гостей не бывало. Тошно здесь, ой, как тошно. Война пришла, горе такое, кругом слезы, а здесь будто за стеной каменной. Все как было. Час в час, минута в минуту. Никаких перемен. И совсем я не фрау. Полюбовница я, прислуга. Русская… сирота. Девчонкой попала сюда, да так и осталась.
Женщина шептала торопливо, лихорадочно, словно не могла больше таить в себе большого, томящего чувства стыда и горя.
— Вот как! — удивленно протянул Карасев.
— Мария!.. — донесся из комнаты властный голос Вейса.
Женщина вскочила со ступенек и вытерла глаза.