Верина голова больно уткнулась в плечо чужака, а руки при падении ухватились за китель. Ее дыхание было частым и взволнованным. Сердце от стремительного бега вырывалось из груди и не могло почему-то успокоиться. Держась за чужака с закрытыми глазами и глубоко дыша, она вдруг осознала, непонятно откуда появившейся мыслью, что ей не хочется отстраняться от этого сильного, и видимо молодого человека. Лишь после восклицания чужака «О, майн Готт!», она чуть отступилась и, подняв свои ясные, удивительно проникновенные, василькового цвета глаза, увидела его.
На нее смотрели серые внимательные и немного смущенные глаза юноши. В них не было гнева и вражды. Чисто выбритая, гладкая, чуть матовая от загара кожа лица незнакомца, с ямочкой на подбородке рделась. Из-под фуражки с высокой тульей и орлом, которая при столкновении сбилась набок, выглядывали светло-русые волосы.
"Это немецкий офицер", — молнией пронеслось в сознании Веры, и она как кошка ощетинившись, сделала усилие, чтобы освободиться из рук чужака. Но столкновение было настолько неожиданным и неординарным для немецкого офицера, что он непроизвольно обнял Веру и удерживал себя и ее от падения.
— Отпустите! Мне больно! — вырвалось из припухлых, чуть обветренных губ Веры. Тот моментально разжал пальцы рук и еще раз выдохнул:
— O, main Gott! — затем, поправив фуражку и китель, старательно на ломаном русском языке произнес: — Извините, фрейлейн, за мою медвежью услугу.
Вере хотелось сказать, что-нибудь обидное, гадкое в адрес немецкого офицера, но у нее вместо слов вырвался короткий девичий смех.
— Я сказал что-то лишнее, необдуманное, — укоризненно и даже с обидой добавил чужак, пытаясь рассмотреть девушку внимательнее.
— Нет, нет. Это я во всем виновата, — на хорошем немецком языке ответила та. — Просто, выражение «медвежья услуга», в вашем случае не подходит. Это меня и рассмешило, — уже не смеясь, но с улыбкой ответила Вера.
— Фрейлейн хорошо говорит по-немецки. У вас хорошее баварское произношение. Откуда? У вас был учитель-немец?
— Не совсем так. Арнольд Михайлович – наш учитель. Он по матери имел немецкие корни, но разговорную практику получил в плену во время Первой мировой войны. Он нам много рассказывал о Германии.
— Очень хорошо, фрейлейн, — улыбнулся молодой немец. — Я рад, что повстречал в этой маленькой и бедной деревне девушку, которая знает язык великого Гете. Пройдемте в светлую комнату, там продолжим наш разговор, — и, указав рукой на дверь, пропустил ее вперед: — Пожалуйста!
Вера оробела от галантности немца. С ней так никто не разговаривал и не вел. Ей даже стало стыдно, что она босиком, а не в туфлях.