— Эй, Хирам, а ну-ка, задай животинам, скорее, вперед!
Хирам повиновался. Эштон уперся ногами в противоположную стену коляски, а Хирам, натянув вожжи, бешено заорал, спугивая тишину ночи:
— Эй-эй, вы, живее!
Охотно повинуясь приказу, лошади резко наддали. В холодном вечернем воздухе от их крупов шел пар, а Хирам все подгонял и подгонял и не замедлил скорость даже тогда, когда колеса попали в глубокую колею и крытая коляска резко накренилась. Эштон едва не свалился с сиденья, но держал свою драгоценную ношу, словно в руках у него было собственное сердце. Склонившись над девушкой, он испытал вдруг огромный прилив чувств и плотно сжал веки, молитвенно шепча: «О Боже, пусть это будет Лирин… и не дай, о великий Боже, ей умереть».
В неверном свете колясочных фонарей волосы женщины приобрели золотистый оттенок. Когда он прикоснулся к выпуклости ее лба, который, быть может, в свое время так страстно целовал, пальцы у него задрожали, а лицо исказила болезненная гримаса. Все чувства у него были страшно обострены. Он то переполнялся надеждой, что это его возлюбленная Лирин, то падал в бездонную пропасть страха, ибо не мог понять, насколько серьезно она ранена. Судьба будет слишком жестока к нему, если, вернув жену, вновь отберет ее. Второй раз такую трагедию он не переживет.
Тяжело вздохнув, Эштон попытался привести в порядок раздерганные мысли. Может, его просто преследуют воспоминания о погибшей жене? Может, он сошел с ума? Может, собственное воображение сыграло с ним злую шутку и он наделяет чертами любимого существа кого-то совершенно другого? Может, это всего лишь пустые надежды? В конце концов, до женитьбы он был знаком с Лирин всего лишь месяц. Друзья в Новом Орлеане всячески подтрунивали над ним, говоря, что он, должно быть, спятил, — жениться на девушке, едва узнав ее имя. А потом поднялась рука судьбы и возлюбленную его утащил черный предательский поток. С того времени он считал дни, сначала они растянулись в три года, а потом сжались в месяц, в неделю, короткую, как день. И вот снова она… или какая-то юная дама, поразительно похожая на Лирин, какой она сохранилась в его памяти. Он не мог не допускать, что заблуждается, и все же гнал сомнения прочь, хотя и знал, что, может быть, его ждут горькие несчастья и страдания.
Эштон мягко провел пальцами по ее щеке, задержался на виске, пока не почувствовал слабое биение пульса. У него вырвался вздох облегчения. Но сердце продолжало колотиться с той же силой.
Возглас Хирама заставил его очнуться. Они приближались к плантаторскому дому; Эштон прищурился, различая вдалеке слабый свет огней, очерчивавших особняк среди мощных дубов. В дальнем конце обширного газона возвышался Бель Шен. Величественный, как французский замок, дом был окружен со всех сторон высокими деревьями. Эштона пронзила мысль, что наконец-то он привезет любимую к себе домой.