В начале находился мечник, вокруг клинка которого парили водяные капли, готовые пулями сорваться к цели. В центре был я, и песчинки танцевали на ветру, кружащем рядом с саблями и рычащем в предвкушении славной битвы. В конце стоял юноша, спокойный, как скала, с расходящимися вокруг его ног волнами.
Я чувствовал, как кричат Лунные Перья, очнувшиеся от сна, как они готовы рвать и терзать моих врагов. Ощущал, как бешено стучит сердце, вспоминая былые схватки и желая вновь пережить прикосновение обманутого Темного Жнеца. Судя по лицам моих противников, их одолевали те же мысли.
Я чуть согнул ноги, заведя короткую саблю за спину, а старшую выставляя параллельно поясу. Мечник отвел руку назад, второй ладонью также схватившись за рукоять. Юноша упер булаву в землю, напоминая согнутую дугу катапульты, готовую взорваться страшным, не прощающим ошибок ударом.
Все стихло. Солнце спряталось за облако, тенью накрывшее арену. От наших тел шел пар, в котором прочно увязли крики толпы, не достигавшие ушей сражавшихся. Все, что я слышал, – бешеный стук сердца; все, что ощущал, – как крепко руки сжимают сталь, не раз побывавшую в самых опасных боях; все, чего я хотел, – поскорее окунуться в океан крови, в котором тонешь без оглядки, слушая лишь ритмы тела.
С какой-то ностальгией и даже радостью я вдруг уловил, как звонко насмехается надо мной ветер, как он потешается над глупостью смертного, который совсем недавно сразился с богом. Над смертным, который не отступил даже перед повелителем небес. Мой вечный друг ветер был таким же: он никогда не отступал, он мог смести любую преграду и прорваться туда, где жило то, чего на самом деле нет.
Ворон
Там, внизу, на арене, время словно застыло. Три бойца замерли, каждый принял свою позицию. Толпа ревела и стенала, оглушая и отвлекая внимание, но в то же время ее гул звучал как-то отдаленно, словно через толщу воды, накрывшей того, кто замер, следя за боем.
Гладиаторы стояли, вперившись друг в друга, и лишь северянин порой отводил взгляд, чтобы следить за обоими. Никто не знал, что будет далее, но каждый видел и ощущал эту жажду схватки, кровавый голод, окутавший сражавшихся.
И тут что-то изменилось. Что-то неуловимое, незаметное, но все же ощущаемое на грани сознания. Пытаясь разобраться в новых ощущениях, можно было потеряться в дебрях собственных чувств, поэтому никто не обратил на это внимания, все продолжали следить за замершей схваткой. И все же тонкий слух мог различить веселое журчание весенней капели, насмешку танцующего в кронах ветра и скрежет камней, катящихся с вершины горы.