К черту, ничего я больше не умею.
— Да нет, ребята, не стоит.
— Мне кажется, актер — это так романтично, — воскликнула Рита и провела рукой по своим жиденьким волосам. — Всегда мечтала стать актрисой.
— Во-во, — буркнул Клод. — Вылитая Бетт Дэвис. Мэри Элис налила Буну кофе.
— Он еще и читает много, — объявила она. — Все подряд.
О, этого еще только не хватало!
Маленькая девчушка за столом возле двери помахала ему рукой. Лет семь. А может восемь. Светлые золотистые волосы. Похожа на чистенького рекламного ребенка с упаковки туалетной бумаги. Взрослые уже не умеют так улыбаться. А Эмма умела.
— Расскажешь нам сказку? — ее глаза сияли такой же голубизной, что и у Эммы.
Женщина рядом с девочкой наклонилась к ней:
— Отстань от дяди, Рейчел.
Она извиняющеся улыбнулась Буну — что, мол, поделаешь — ребенок.
— Да все нормально, — сказал вдруг Бун вслух. Девочка еще шире улыбнулась ему. Погребенные было воспоминания вдруг опять навязчиво вторглись в его мысли. Звук качающегося кресла, запах книг и свежевыстиранной пижамки. Смех маленькой девочки. Пронзительный визг покрышек на мокром асфальте и скрежет раздавленного металла, похожий на треск сминаемой в огромном кулаке консервной банки. Руль, вдавленный в грудь, блестящие осколки, впившиеся в щеки. Дождь на асфальте. Запах бензина. Нелепые мысли о том, что теперь сказать Лауре. Он неловко тянется к Эмме, рука, видимо, сломана. А там пусто. Густая паутина трещин на ветровом стекле. Свет снаружи играет на светлых волосах. Боль, вырубившая его прежде, чем он успел закричать.
Грудь сдавило железным обручем, стесняя дыхание. «О’кей», — сказал он, тотчас же испугавшись произнесенного слова. Обруч давил все сильнее. Он ведь мог еще и отступить. Но что-то подталкивало его, заставляя ступить под юпитеры внимания.
Он стоял в проходе между столом и стойкой. Мэри Элис выключила радио. Рита в предвосхищении подалась вперед. Клод сидел выпрямившись. На его лице застыло напряжение. В глазах девчушки плясал огонек интереса. Люди окутывали его своим теплом. Буну хотелось отплатить им тем же. Но как же больно, Господи, просто невыносимо.
Старые навыки все же понемногу просыпались в нем после длительного тревожного забытья. Он подумал о кресле-качалке наверху и том, другом, что он оставил в своей прежней жизни.
— Я… — он остановился, откашлялся, начал снова. — Я потерял одного человека. Мне очень не хватает… — первый раз в жизни Бун почувствовал себя старым. — Пусть будет для Эммы. — Бун глубоко вздохнул, все еще ощущая давление в груди. — И для Лауры. Она решила, что наш дом стал слишком пуст. Я не знаю, где она сейчас.