Малькольм только вертел головой. Профессор и Гас переглянулись.
После долгого, но очень удачного сеанса с нанесением черной пантеры на грудь Малькольма (в течение которого Малькольм вздремнул), профессор Робинолте растолкал мальчика и спросил, готов ли он получить гвоздики прямо над правым бицепсом и кинжалы на предплечье.
Малькольм ответил, что готов, и рисунки были наколоты.
Затруднения начались с Гасом, который, разумеется, чувствовал себя потом очень пристыженно и униженно.
Растянувшись в том же кресле под нагрудной черной пантерой, Гас трижды упал в обморок, но все настаивал, чтобы сеанс возобновился, несмотря на протесты профессора. Однако мотоциклисту дали только одну гвоздику, и в конце операции профессор был доволен тем, как многоцветие торжествует на груди Черныша, хотя оно и досталось ему с бесконечными сложностями.
Гас извинял такое малодушие тревогой за Малькольма и тем, что ему пришлось смотреть, как хищные иглы орудуют над таким молодым человеком.
Но профессор Робинолте жестко и многократно говорил ему, что Гас просто человек не того типа, кому можно делать наколки, и что его заслуги на двух войнах здесь не при чем.
Забинтованные и одетые, двое мужчин прощались с профессором, который — пообещав присылать им поздравления с днем рождения и открытки на Рождество до конца их дней — предупредил их не смачивать водой свежие наколки, не выставлять наколки на открытое солнце, и вообще расслабиться, не трогать раны и не чесать.
Затем профессор Робинолте похвалил Малькольма за поразительную смелость, которую, по его словам, ему не приходилось встречать раньше, и поздравил его с предстоящей женитьбой на Мельбе.
— Ты попадешь в самые опытные руки, — сказал профессор, хотя некоторое сомнение и забота несколько раз пробежали по его лицу.
— Как кто-то сказал, ты станешь гордостью всех женщин и некоторых мужчин, — прокричал профессор, когда Малькольм и Гас покидали заведение и шли к центру города.
— И удачи тебе! — выкрикнул им вслед профессор Робинолте. — Видит Бог, удача тебе понадобится, — тихо добавил он про себя.
Они шли к городу все медленнее и медленнее из-за того, что, по словам Гаса, он слишком долго был мотоциклистом и разучился ходить, да собственно и не желал, чтобы его видели идущим, это вроде как задевало его достоинство, а еще одна причина, которой он не отрицал, состояла в том, что его слегка приморили электрические иглы профессора Робинолте.
Прочистив горло и приобняв Малькольма, Гас сказал по-отечески доверительным тоном:
— Малыш, я не для того тебя взял сюда, чтобы расшить тебе шкуру. Я должен задать тебе прямой вопрос, потому что скоро будет Вторник.