Хриньяк не мог сдержать улыбку.
— Ты хочешь сказать, что я совершенно не разбираюсь в этих дискетах? Ты прав. Я не разбираюсь в них. Сюзи Прайс, Рут, Абруцци — они знают толк в компьютерах. А я только сижу и смотрю, как работает вся эта классная техника, а сам думаю о своем. Ну и что, если я не разбираюсь в этом? Я собираюсь уходить на пенсию через пару лет, а к этому времени всю работу, возможно, будут выполнять роботы. Ты знаешь, когда я начинал…
Каллен не хотел ничего знать об этом. Он не хотел слушать рассказ о том времени, когда люди писали на каменных табличках, когда мужчины были мужчинами, а женщины, за исключением некоторых лесбиянок и старых дев, не служили в полиции, когда никто понятия не имел о том, что это такое — сексуальные домогательства.
— Что было в этом деле, Фил?
Фил вздрогнул от неожиданности — он уже настроился на воспоминания о прошлом, а его вдруг вернули в настоящее. Он сложил руки, как будто был на исповеди.
— Это случилось в тот уик-энд, когда отмечался День памяти павших. Мне нужно было ехать в Вашингтон в середине июня. Там начиналось заседание судебной комиссии, которая должна была заслушать доклады о преступности на улицах больших городов. У нас гостила сестра Верил со своим никчемным мужем, а я пришел сюда, чтобы поработать над докладом. Здесь было очень уютно и тихо. Через час после того, как я пришел, послышался шум лифта. Я думал, что это дежурный по департаменту или, может быть, Брауерман возвращается из столовой. Потом я услышал радио. Кто-то включил его на всю громкость. Так включают радио люди, когда они одни и слушают какой-нибудь биг-бэнд — Гудмена, Чарли Паркера, Декстера Гордона. Так слушают музыку пьяные или наркоманы, или те, кто хочет, чтобы их друзья прибалдели.
Сначала я думал, что это на улице. Подошел к окну, чтобы узнать, откуда раздается этот шум, жалея, что у меня нет под рукой карабина системы «люгер», из которого я мог бы засадить по этой шарманке. Затем я начал понимать, что радио включено где-то внутри помещения, в конце коридора, в отделе кадров, позвонил туда, но там никто не ответил. Я вышел в коридор, стучу в дверь, которая всегда бывает закрыта, толкаю дверь ногой, и она открывается. Выходит, она была не заперта. Я вхожу.
В комнате — Дженни Свейл. Она танцует на столе под эту громкую музыку. Она танцевала ко мне спиной, и я сначала ее не узнал, подумал, что это кто-то еще. Волосы на голове у нее были завязаны в пучок, а обычно она заплетает косички. На ней была коротенькая мини-юбка, какие носили в 60-е годы. Я имею в виду по-настоящему короткие юбки. На ногах у нее были ковбойские сапоги, в ушах — большие серьги. На губах — улыбка. На ней не было ни рубашки, ни лифчика. Ничего.