— Вяжи его величество, робяты!
Петербург
— Будущее России в наших руках, сын, и мы должны его делать таким, чтобы империя просуществовала долгие века, а ее здание почти не требовало ремонта. Так, косметические работы, никак не больше — покраска, штукатурка и прочие мелочи. Но фундамент, стены, перекрытия, все должно быть монолитным, на долгие века!
Петр подошел к окну, посмотрел, как по Дворцовой набережной метет поземка. Зима в Петербург, в этот вечно сырой город, пришла очень рано. Свинцовые воды Невы текли все медленнее, уже скованные у берегов тонким панцирем льда. Поземка продолжала кружить по набережной, бросая хлопья снега на проносившиеся мимо экипажи.
Серо, сумрачно, противно!
Даже золотой шпиль величественного собора Петропавловской крепости потускнел и больше всего сейчас напоминал заржавленный штык, воткнутый в грязное тесто.
— Да, подговорил черт императора Петра Алексеевича построить свою столицу на чухонском болоте!
Именно в такие горькие минуты Петр воспринимал Петербург как огромный некрополь, предназначенный только лишь для одного — оттенять своим пышным великолепием место упокоения первого русского императора, благодаря которому город и появился на свет.
Это ведь творение не только рук «царя-плотника», но и его духа — для глаз торжественное, а вот для души страшноватое, если не сказать крепче, уж больно крови и пота много пролито, и человеческих жизней загублено — «город на костях», как в сердцах о нем сказано.
— Отец, почему ты не хочешь раздвинуть пределы империи? Ведь для этого сейчас есть все возможности!
Александр был еще слаб от перенесенной болезни, сейчас лежал в кровати, прикрытый теплым пушистым пледом.
Два месяца назад он приехал из Берлина, где весь июль провел в мучениях. Хорошо, что поляк оказался никудышным стрелком и не угодил в живот или сердце, ведь с трех шагов труднее не попасть в жертву, чем промахнуться. Так что, можно сказать, откровенно повезло!
Да и стреляли, слава Богу, не из револьвера, а допотопного кремниевого дуэльного пистолета, гладкоствольного к тому же, и, следовательно, слабого, а потому семилинейная пуля только продавила поддетый под мундир легкий панцирь, сломала три ребра и зацепила легкое.
В общем, не будь защиты, смерть была бы неизбежна; используй поляк револьвер, итог был бы тот же — пуля из него тяжелую кирасу влет пробивает, правда, только в упор, так и убивец стрелял в него не с трех саженей — были видны даже капельки пота на его лице.
Но травма оказалась достаточно серьезной и очень долго причиняла ему страдания. Только сейчас, почти пять месяцев спустя, Александр чувствовал себя относительно хорошо, и если не навалившаяся внезапно простуда, то было бы совсем прекрасно.